Шрифт:
Трудовой Ленинград с негодованием встретил весть о гнусном насилии, совершенном над девушкой. По заводам и фабрикам прокатилась волна собраний. В резолюциях рабочие требовали положить конец хулиганству, а бандитам вынести самую суровую меру наказания. «Хулиганству, тяжелому пережитку прошлого, не должно быть места в городе Ленина» — так говорилось в резолюции, принятой на собрании коллектива фабрики «Красное знамя». «Карать такие поступки не менее чем высшей мерой наказания», — требовали краснопутиловцы. Откликнулись также рабочие Москвы, Иванова и других городов. Резко прозвучали стихи Владимира Маяковского про хулиганов: «Надо в упор им — рабочьи дружины, надо, чтоб их судом обломало».
Ем. Ярославский в статье «Против хулиганства», опубликованной 25 сентября 1926 года в «Ленинградской правде», писал: «Вопрос о борьбе с хулиганством должен быть поставлен в порядок дня всякой общественной организации». Видный советский журналист-публицист Д. Заславский, осуждая «дикость и зверство», в то же время подчеркивал, что «чубаровцы не типичны для рабочей молодежи», ибо не только они населяют ту же Лиговскую улицу, живет на ней и хорошая, трудовая молодежь.
29 октября 1926 года в Ленинграде состоялось специальное заседание по борьбе с хулиганством. На нем выступил возглавлявший прокуратуру РСФСР Н. В. Крыленко. Он сказал: «Общество установило… свой общественный строй и вправе требовать, и хочет требовать, и будет требовать, чтобы этот порядок соблюдался». Подчеркнув, что «хулиганство есть порождение исторических временных причин», Н. В. Крыленко заявил: «Справлялись и не с такими трудностями, справимся и с этим». Он согласился с тем, что «по отношению к верхушке хулиганства, к шпане, которая уже неисправима, нужна жестокая репрессия».
Кем же были эти злостные элементы, превратившиеся из хулиганов в бандитов-насильников?
Все они проживали в районе Чубарова переулка. По старой памяти эти места, расположенные близ Лиговки, позади завода «Кооператор» (ныне завод имени Второй пятилетки), носили название «колония Сан-Галли». Тут селились рабочие этого предприятия. Быт здесь сложился еще до Октябрьской революции. Книг население «колонии» не читало, никаких развлечений не знало, кроме бесцельного сидения на лавочках у ворот, лузганья семечек, посещения злачных заведений под желто-зеленой вывеской «Пиво», с намалеванными на стеклах витрин изображениями раков с растопыренными клешнями, да третьеразрядных «киношек», на серо-грязных экранах которых демонстрировались заграничные приключенческие «боевики» с участием Дугласа Фербенкса, Вильяма Харта и Гарри Пиля. Накачавшись водкой и пивом, великовозрастные и еще не достигшие совершеннолетия парни, вооруженные ножами и кастетами, до поздней ночи слонялись по ближайшим улицам, наводя страх на прохожих. Таковы были «герои» Чубарова переулка, «герои» Лиговки, считавшие себя хозяевами этих мест, установившие здесь свои «порядки».
Бандой, совершившей нападение на Любовь Б., верховодили подонки — П. Кочергин, М. Осипов, П. Михайлов, А. Петров, Г. Иванов и другие, имевшие судимости за хулиганство, за участие в кражах и даже в убийстве агента уголовного розыска. Ходили слухи, что они уже не раз завлекали женщин в закрытый для посетителей заводской сад и там совершали над ними надругательства, и если жертвы не обращались до сего времени в милицию, то это можно объяснить лишь чувством ложного стыда самих женщин или угрозами со стороны бандитов.
Любовь Б., ставшая жертвой гнусного насилия, в Ленинград приехала из деревни, чтобы поступить на рабфак, а после — в учебное заведение, готовящее специалистов для сельского хозяйства. Она мечтала стать агрономом. Пока же работала на пуговичной фабрике. Надругательство, которому она подверглась ночью в саду, нанесло ущерб ее здоровью, моральному состоянию. Ввиду крайне тяжелых душевных переживаний ее даже освободили от присутствия на суде, она давала показания только в последний день, а судебный процесс шел две недели.
Трудная задача стояла перед следователями. И не потому, что дело «чубаровцев» оказалось запутанным. Нет, все было более чем ясно, но лиговская шпана не желала сдаваться без боя. Сговорившись между собой еще заранее, преступники до самого последнего момента лгали, изворачивались как только могли, старались запутать следствие, а затем и суд. Правду приходилось извлекать по крупицам из массы лжи. Свидетели были запуганы, им угрожали дружки хулиганов.
Слушание дела началось 16-го, а окончилось 28 декабря 1926 года. Оно проходило в самом большом зале Ленинградского губернского суда, вмещавшем свыше четырехсот человек. Председательствовал член губсуда Яковченко. Государственное обвинение поддерживал прокурор Ленинградской губернии И. А. Крастин. Адвокатуру представляли видные по тому времени защитники Я. С. Киселев, Б. Н. Тимофеев-Еропкин, в будущем известный поэт-сатирик, и другие. За столом прессы можно было увидеть журналиста Бориса Энгельгарда, писавшего под псевдонимом «Э. Гард» судебные репортажи об уголовных процессах для вечерней «Красной газеты», Сергея Томского, ведшего в той же газете рубрику «По народным судам», Леонида Радищева, в ту пору еще не писателя, а боевого фельетониста комсомольской газеты «Смена», сделавшей очень много для разоблачения «чубаровцев» и «чубаровщины».
В течение всех тринадцати дней ленинградцы внимательно следили за ходом процесса. Еще никогда не было такого возмутительного преступления хулиганов, как то, которое совершили «чубаровцы». Об этом говорили государственные и общественные обвинители. Они подчеркивали, что нападение на Любовь Б. следует расценивать как «нападение на рабочую семью, на жизнь рабочего района, на советский правопорядок, на устои советского общества». Вопрос ставился со всей социальной остротой: «чубаровщину» необходимо вырвать с корнем.
Среди общественных обвинителей была женщина. Она выступала от имени сотен тысяч трудящихся ленинградок — матерей, жен, сестер рабочих. Она сказала:
— Нам надо добиться, чтобы в Советской Республике к женщине — работнице и крестьянке мужчины относились с уважением, как к товарищу и сестре по общей борьбе. А тот, кто цинично попирает достоинство женщины как гражданина, товарища и человека, должен нести самую строгую ответственность.
Государственные и общественные обвинители потребовали для главарей шайки насильников высшую меру наказания.