В заключение хочется сказать, что Лидия Александровна Иванова не забыта теми, кто ее знал. Она до сих пор живет в памяти людей старшего поколения. Не так давно о ней вспомнил в своей книге «Жизнь в балете» бывший солист Государственного академического театра оперы и балета имени С. М. Кирова М. Михайлов. Он писал, что эта девушка была «воплощением бьющей через край жизни», талант ее покорял самого требовательного зрителя. О том же говорится и в книге известного балетмейстера Ф. Лопухова. Он отмечает, что у Ивановой была «большая и привлекательная индивидуальность», что ее «трагическая гибель… лишила советский балет первой крупной балерины новой формации».

Воспоминания Михайлова и Лопухова дополняют то, что было написано другими авторами 57 лет назад — сразу же после гибели Л. Ивановой.

Но мемуаристы не пишут о том, что не было бы никакого трагического исхода, что Иванова еще долго могла бы украшать советскую балетную сцену, если бы в тот, уже далекий от нас, день — 16 июня 1924 года — были проявлены осторожность и благоразумие людьми, которые в веселом, приподнятом настроении садились около Аничкова моста в лодку…

Поздней ночью на Лиговке

В середине двадцатых годов в Ленинграде улицы Лиговская, Боровая, Обводный канал пользовались дурной славой. С наступлением темноты здесь было небезопасно ходить. Около ворот, под арками домов стояли кучками парни. Они задевали прохожих, избивали их, приставали к девушкам.

Хулиганство было порождением неустроенного быта. После нескольких лет гражданской войны, в течение которых молодое Советское государство, напрягая все силы, вело борьбу с белогвардейцами и интервентами, первоочередной задачей являлось восстановление разрушенного народного хозяйства. На это были брошены все силы. В такой обстановке работа по культурному воспитанию масс почти не велась. Часть молодежи оказалась в стороне от общих интересов. Сказывалось и влияние нэпа с его сомнительными соблазнами.

Невский. Рестораны. Кабаре «Максим», «Кинь грусть», «Черный кот». В них прожигали жизнь «короли на час» — всевозможные дельцы, владельцы частных магазинов и предприятий. Они сорили деньгами, пили дорогое вино. Для них существовали бега с тотализатором, игорные клубы с цыганскими хорами, дома свиданий.

Публика «попроще» заполняла многочисленные пивные заведения, где к пиву подавались неизменные раки и моченый горох, где сквозь кабацкий шум и гам едва можно было расслышать звуки баянов, исполнявших разудалые «Купите бублики», и «Ламца-дрица».

Хулиганы наглели. Кульминационным моментом явилось так называемое «чубаровское дело». Старожилы города на Неве, наверное, хорошо помнят его. Оно всколыхнуло весь Ленинград, всю страну. Слово «чубаровщина» стало синонимом злостного, опасного хулиганства, трансформировавшегося в прямой бандитизм.

«Чубаровское дело»… То, что произошло в Чубаровом переулке, рядом с Лиговкой, случилось 21 августа 1926 года.

В тот субботний день трудовой Ленинград, который не имел ничего общего с Ленинградом нэпманским, жил, как и обычно, большой, напряженной жизнью. Заканчивался ввод в строй первенца ленинского плана ГОЭЛРО — Волховстроя. На 1-й ленинградской электростанции 21 августа началась сборка частей новой турбины, правда не такой уж значительной мощности — всего 30 тысяч киловатт. Но по тем временам и это было немало. В тот же день впервые пошел ток по Шлиссельбургской пригородной линии электропередачи. На предприятиях продолжался сбор средств в пользу бастующих английских углекопов. Физкультурные кружки готовились к спортивному празднику, который должен был состояться в воскресенье на стадионе имени В. И. Ленина.

Таковы были некоторые события того дня. Но было и еще одно, зафиксированное позже в протоколах милиции. Точнее, не событие, а происшествие.

…В субботу 21 августа двадцатилетняя работница пуговичной фабрики Любовь Б., жившая в одной комнате с братом, вернулась домой непривычно поздно, почти на заре. Брата это встревожило. Он стал расспрашивать сестру, но она не отвечала. Тихо легла спать.

Ничего не сказала она и на другой день. Не вставала с постели. Молчала, будто воды в рот набрала.

В понедельник брату позвонили из следственного отдела Ленинградского губернского суда. Попросили прийти.

— Что случилось? — спрашивал брат у сестры. — Говори!

— Иди, там тебе все расскажут. А я не могу…

Вот что узнал брат Любы от следователя.

В десятом часу вечера она шла по Лиговской улице, направляясь на Тамбовскую, где жила ее знакомая. Вдали стояла толпа парней. Вид у них был зловещий. Девушка свернула в Чубаров (ныне Транспортный) переулок. Внезапно ее остановили трое. Схватили за руки и за плечи. Тут же к ним присоединилась и вся ватага. В руках у некоторых были ножи. Хулиганы потащили Любу в огромный неосвещенный и неохраняемый сад «Сан-Галли» (он назывался так потому, что примыкал к заводу «Кооператор», некогда принадлежавшему промышленнику Сан-Галли).

— Что вы хотите сделать со мной? — спросила девушка, когда они очутились в саду. — Ограбить? Снять с меня пальто? Так нате, берите…

Да, пальто с нее сняли. И тут же кто-то сильно ударил ее в ухо. Другой нанес удар под коленки. Ноги у девушки подкосились, и она упала на кем-то предупредительно расстеленное на земле ее же пальто…

К первым негодяям присоединялись все новые и новые. Только в три часа ночи насильники отпустили свою жертву. Истерзанная, с трудом добралась она с помощью прохожего и дворника до Гончарной улицы, где находилось отделение милиции. Тотчас же была устроена облава. Менее чем через полчаса пятеро бандитов-насильников уже сидели в дежурной камере под арестом. Всего же по делу было привлечено к уголовной ответственности около тридцати человек.