Шрифт:
— Девушки говорят, что нашли какую-то книгу, целиком состоящую из сплошных цифр, может быть…
Не успела она договорить, как заскрипели тормоза и прямо перед нами остановился броневик. Опустилось стекло, и наружу показалась знакомая бритоголовая физиономия.
— Ага, Илья Тимофеевич, вот мы вас и отыскали! Слава богу, вы живы!
Раскрылись двери, и через пару секунд нас с Аки окружила уже известная нам группа парней рода Рощиных.
Самый рослый хрустнул костяшками:
— Негоже такому благородному юноше, как вы просто так разгуливать без машины. А вдруг Прорыв?
— Прошу, садитесь, мы подвезем вас до безопасного места, — указал второй на автомобиль. — Его благородие приглашает вас отужинать с ним.
— К тому же у него интересное предложение! — кивнул третий.
— От которого так просто не отказываются, — хохотнул четвертый.
Мы с Аки переглянулись. Затем тоже хрустнули костяшками.
'…у него были глаза волка, он буквально раздевал ее взглядом. Симона залилась краской и попыталась отстраниться, но она понимала, что ее загнали в ловушку.
— Ты моя! Я хочу тебя всю! — сказал Дитрих, взял ее за талию и притянул к себе.
Симона вспыхнула, но, почувствовав его горячее дыхание на своей щеке, не смогла противиться его желанию. Он был так горяч, так желан… Она мечтала о нем каждую ночь, и вот…
Дитрих впился в нее поцелуем, сжал в объятьях, бросил на стол и навалился как изголодавшийся зверь.
Одежда затрещала, и Симона в последний раз попыталась оттолкнуть его, но все напрасно. Его поцелуи были такими страстными, а руки такими сильными.
Через секунду на ней были одни трусики, а рука Дитрих двигалась все ниже, ниже и ни…'
— Тома! Ты там чего зависла?
— А? Что?.. — вздрогнула Тома и, прижав нехорошую книжку к груди, огляделась.
Она сидела на стремянке и украдкой листала «Орхидею греха». Половина стеллажей уже разобрана, осталось еще столько же, а у фокс уже хрустела каждая косточка.
Ух, еще и есть охота… За окном смеркалось. Интересно, Яр уже вернулся из Таврино?
— Мы же вроде нашли эти циферки, разве нет? — спросила она, похрустев затекшей шеей.
— Надо же закончить дело! — замахала ей Лиза. — Вдруг это какие-то другие циферки! Давай, не ленись. Мио сказала, что Илья Тимофеевич вот-вот будет!
— Ну ладно-ладно, — вздохнула Тома, откладывая «Орхидею», и потянулась за новым пыльным фолиантом. Как же она их ненавидела…
Еще один час прошел в бесплодных поисках, пока за окном окончательно не стемнело. Наконец, долистав последний том, Тома слезла и обессиленно упала на диван.
— Наконец-то! — простонала Тома, вытянув ноги, и стрельнула глазами в «Орхидею», оставленную ею на стеллаже.
Надо бы как-нибудь незаметно ее утащить… Интересно же!
— В других комнатах тоже ничего похожего на шестнадцать цифр, — сказала Ги, выглянув из двери. — Мы проверили каждую пядь.
— Даже подвал? — спросила Лиза, подняв глаза от странной книги, полной цифр. Она пыталась ее «расшифровать» уже битый час. Все без толку.
Автомат-горничная кивнула.
— Ну, значит, это точно оно! — потянулась Тома.
— Нет! — покачала головой Лиза и захлопнула книгу. — До приезда Ильи Тимофеевича нужно перерыть все заново, вдруг мне что-то пропустили? Давай, Томка, вставай! Все по новой!
— Ты с ума сошла?! Мы тут в пыли целый день сидим!
— Если есть хоть малейший шанс, что мы найдем цифры, им нужно пользоваться. Давай, Тома, не ленись! Илья этого заслуживает! Он спас меня так же, как и тебя! А тебя вообще дважды!
И вздохнув, Тома снова полезла на стремянку. Через час за окнами послышался рев мотора.
— Хозяин! — закричали, казалось, во всех комнатах, а затем раздался топот многочисленных ног.
Захлопали двери, и Тома осталась одна. Выдохнув, она нащупала свою «Орхидею греха».
Ну и слава богу, можно и чуть-чуть отдохнуть!
Едва я ступил на порог, как хранительницы встретили меня всем гомонящим составом:
— Хозяин! — запричитали автоматы, заполнившие весь холл. — Мы так соскучились!
И все как одна поклонились. Ни один шарнир не скрипнул. Похоже, Механик хорошо поработал. А вот и он — сидел на руках Мио и с довольной рожицей лопал сгущенку.
Я был тронут такой встречей. Меня не было целую неделю, а они, постоянно кланяясь, обступили меня со всех сторон и принялись расспрашивать обо всем на свете.