Лёшка подходит ближе, заворожённо глядя на артефакт:

— Спроси, можно ли его как-то освободить?

Не успеваю я сформулировать вопрос, как голос передаёт мне спокойствие и смирение.

«…Нет… Таково моё… предназначение…»

Сердце Мироздания начинает пульсировать ярче.

«…Прикоснись… возьми силу… стань новым хранителем…»

В горле пересыхает.

— Егор, — голос брата звучит предостерегающе, — подумай хорошенько. Это слишком большая власть для одного человека.

Киваю, понимая его опасения, но выбора нет — только с помощью артефакта можно навести порядок. Делаю глубокий вдох и касаюсь пульсирующего сгустка.

Мир взрывается калейдоскопом образов, звуков, ощущений. Я вижу рождение звёзд и их смерть, возникновение первых форм жизни и ввод Сопряжения на тысячах планет. Вижу стройную систему Телепортариумов, объединяющую галактики. Вижу юные цивилизации, впервые шагающие к звёздам. Вижу народ альфар ещё до их разделения на две ветви…

И я вижу другое — процессию замученных душ, бесконечный поток жертв Сопряжения, монстров, созданных для развлечения, хрупкие тела, разорванные в клочья…

Ярость накрывает меня с головой. Я чувствую, что могу щелчком пальцев стереть из существования целую расу. Могу уничтожить кселари полностью, без следа, как будто их никогда не было. Это было бы… справедливо? Правильно? Месть за всех погибших, за все разрушенные миры, за все потерянные жизни…

— Егор! — голос брата вырывает меня из транса. Он стоит рядом, тревожно заглядывая мне в глаза. — Ты в порядке? Твои глаза… они светятся.

— Я хочу уничтожить их всех, Лёх, — мой голос звучит странно даже для собственных ушей — глубже, с металлическими нотками. — Всех кселари. Стереть их из вселенной, как плесень. Всех до единого. До последнего яйцеголового ублюдка, — в груди клокочет ярость, раскалённая добела.

Братишка крепко хватает меня за плечи, заставляя посмотреть в глаза:

— И чем ты тогда будешь отличаться от Императора? — его голос режет, словно нож по открытой ране. — Это геноцид, Егор. Ты собираешься уничтожить целую расу за грехи одного тирана? Ты правда этого хочешь?

На секунду перед моим внутренним взором встаёт образ Горгоны. Её морщинистое лицо с пронзительными глазами, тонкие губы, сжатые в упрямую линию. Едкая старуха смотрит на меня без осуждения, но сам её облик служит напоминанием. «Стрелок несёт не возмездие, но правосудие», — звучит в памяти её голос, хриплый от сигарет и прожитых лет. Правосудие беспристрастно. Оно не ищет врагов, оно ищет истину.

Чувствую, как слова Лёшки медленно пробиваются сквозь плотную пелену гнева. Дыхание постепенно выравнивается. Я вспоминаю, что говорил Эриндор — кселари не всегда были такими. Кар’Танар изменил их генетически, усилил агрессию, подавил эмпатию, чтобы превратить в идеальных солдат. Чтобы сделать их продолжением своей воли.

Мои плечи опускаются. Рука, готовая сжать мир в кулаке и раздавить, медленно разжимается.

Если жестокий человек искалечил разум собаки, заставив её бросаться на прохожих, кто виноват? Пёс, который по-другому не умеет, или садист, превративший животное в инструмент своих ублюдочных пристрастий? По-закону живодёра наказывают, а пса усыпляют, но лишь потому, что ему уже нельзя помочь.

А что, если бы надежда на излечение всё ещё оставалась?..

— Ты прав, — говорю тихо, чувствуя, как ненависть медленно отступает. — Я был близок…

«…Исправить… можно исправить…»

— Знаю, — киваю мысленному голосу. — Можно вернуть их к изначальному состоянию.

Сосредотачиваюсь, направляя силу артефакта. Вместо уничтожения — преображение. Я отменяю генетические изменения, внесённые Императором. Возвращаю кселари их природную эмпатию, их способность к состраданию и творчеству. Это не обеляет их преступлений, но даёт шанс на искупление.

Ощущаю, как волна изменений прокатывается по вселенной, затрагивая каждого кселари, где бы он ни находился.

— Что теперь? — спрашивает Лёшка, наблюдая за тем, как меняется пульсация Сердца Мироздания.

— Теперь нужно решить, что делать с арканой, — вздыхаю, понимая всю тяжесть выбора, лежащего на мне. — Что делать с Сердцем, чтобы подобное не повторилось вновь.

«…Уничтожить меня… нельзя… но можно… перераспределить…»

— Я могу забрать аркану у всех, — говорю, обдумывая варианты, — но оставить Телепортариумы, как задумывали Предтечи. Миры должны быть связаны воедино.

Братишка хмурится:

— А как же все, кто зависит от арканы? Что будет с ними?

— Разумные расы выживут, — отвечаю после паузы. — А искусственно созданные твари — нет. Монстрам пора вернуться на страницы страшных сказок. Им нет места в этой жизни.

Алексей долго смотрит на меня, затем кивает:

— Делай, что должен.

Снова фокусируюсь на артефакте. Представляю, как аркана медленно уходит из живых существ, втягивается обратно в Сердце Мироздания, становясь его неотъемлемой частью. Оставляю лишь крохотные потоки для поддержания Телепортариумов — древней системы, соединяющей обитаемые миры.