Муж же предложил:

– Не хочешь прогуляться?

Почему бы и нет? О чём я ему и сказала.

На улице было пасмурно. Небо затянуло серыми тучами, но дождя пока не было. Отчего природа, окружающая поместье, смотрелась особенно уныло. Да и сам дом, снова показался мне лишь выцветшей картинкой. Ощущения, прямо сказать, были не самые приятные. Но спросить об этом мужа не успела, он первым начал разговор:

– Когда ты успела проникнуться к Саташи такой симпатией? И почему сразу ему поверила?

Хорошие вопросы, правильные. Но одно не перестаёт меня удивлять:

– Меня пугает, что ты слишком осведомлён о том, как я тут жила без тебя.

Интересно, если ему это всё рассказал Саймон, то он и о своих поползновениях упомянул, или всё же промолчал? Впрочем, об этом я, естественно, спрашивать не буду. Хэмлин ничего не сказал, только пожал плечами и улыбнулся, загадочно так.

– Скажем так, у нас с Ониэром нашлись общие интересы. А почему поверила? Да потому что сама лично видела, сколько гадости вытянула из него Аделия.

Такой ответ герцога устроил и он спросил уж совсем о неожиданном:

– Расскажи о своём мире и о том, как ты жила там. У тебя была семья? Муж? Дети?

Вот тут я запнулась и посмотрела на него с недоумением. Зачем ему копаться в моём прошлом? Так хочется лишний раз удостовериться, что перед ним лишь внешне молодая девушка, а душа у неё старая, как сморщенное яблоко?

Подозрительность вышла на новый уровень. Я прищурилась и окинула Хэмлина недоверчивым взглядом. Но муженёк выглядел, аки агнец невинный – честный-честный взгляд и улыбка, от которой всё так же замирает сердце. А ещё непослушные волосы, что падали на лоб, и которые так и хотелось поправить собственноручно.

Эх, Анна Степановна, прекращала бы ты думать о том, о чём думать не надо. И чтобы охладить саму себя, я принялась рассказывать и об Ангелинке, которая решила выгнать меня на пенсию, и о детях, к которым я прикипела душой, но вынуждена была оставить их, потому что не угодила начальству. И о том злосчастном дне, когда в кои-то веки решила воспользоваться услугами такси и попала вот так нелепо в чужой мир. Рассказала и о том, что всё свободное время занимала работа, личная же жизнь ограничивалась тем, что я изредка баловала себя собственноручно приготовленной шарлоткой и ещё более редкими прогулками по парку.

К своему ужасу, когда закончила рассказ о своей одинокой и не очень-то насыщенной жизни, я поняла, что не скучаю. Совсем. Нет, мне бы хотелось узнать, остался ли жив таксист, потому что умирать ему было рано, да и как экзамены сдадут мои ребята, но… Возвращаться мне не хотелось. Я впервые за много-много лет почувствовала себя живой. Да, именно так. Да и как я брошу Алекса и Рейлану, и Тайта? А Аделия? Нет, я, совершенно точно, не готова их оставить. Не готова уступить Аннэт её тело, потому что… Да потому что я ей не доверяла! И где гарантия, что она не разгонит всех ребятишек? Где?! И не только их… Но об этом было опасно думать. Очень опасно.

Кажется, все мысли отразились на моём лице, и Хэмлин задал ещё более важный вопрос, на который мне стоило бы ответить честно:

– Ты бы хотела вернуться обратно?

Я посмотрела в глаза мужчины, который почему-то стал для меня важным человеком всего за какие-то несколько дней. Посмотрела на напряжённую улыбку, вскользь отметив, что Хэмлин сжал руки в кулаки и тут же разжал их, будто пытался показать, что мой ответ вовсе его не трогает.

Зажмурилась и тихо ответила:

– Нет, но и жить чужой жизнью не совсем правильно.

Если не сказать большего – совсем неправильно. Но дальнейшие рассуждения на этот счёт были прерваны.

Глаза я открыть не успела, да и подумать тоже. Лишь ощутила, как меня притянули к мощному, горячему телу. Как кончиками пальцев прикоснулись к лицу, а потом накрыли мои губы своими.

Это было… ошеломительно? Невероятно? Прекрасно? Пожалуй, всё и сразу, но что куда важнее, анализировать я всё это начала, лишь когда Хэмлин отстранился, тяжело дыша, и дождался, пока я открою глаза и посмотрю на него.

В его взгляде было что-то такое... Притягательное. Манящее. Такое, отчего сердце начало биться быстрее, а потом вдруг запнулось, чтобы вновь начать отбивать бешеный ритм. Слова были излишними да и ненужными, но без них, увы, не обойтись.

– Я… – начал муж, прикрыл глаза и судорожно выдохнул. – Я не буду извиняться за этот поступок. Я очень давно хотел сделать это, ещё когда был под личиной Саймона, но ты не позволила. Что и обрадовало, и разозлило.

Розовый туман, вместе с разбушевавшимися бабочками в животе, медленно расступались. Первый оседал горечью, вторые же начинали биться в истерии уже от злости, а не от вожделения.