В его глазах промелькнуло чувство вины, будто бы он знал, что водится за ним такой грех, как самонадеянность, но после и она пропала, оставив лишь упрямство и уверенность в своей правоте.

– Всё будет хорошо, верь мне.

Я была бы и рада ему верить, вот только… Слишком много было всяких «но» в этом нашем доверии. Поняв, что переубедить мне его не удастся, я вздохнула и попросила:

– Только прошу, пусть за детьми приглядывают усерднее. Они могут увидеть или услышать то, что для них вовсе не предназначается и…

– Я понял, – муженёк прервал меня и сделал шаг вперёд, сокращая расстояние между нами до неприличного. Его даже Аделия, смирно сидящая на стуле чуть поодаль ничуть не смутила. – Анна, у меня есть просьба.

Судя по тому, каким лукавством загорелся его взгляд, просьба будет не такой уж и простой.

– Какая? – сощурилась и попыталась отступить от него, но мне не дали. Хэмлин придержал за руку, потом же вовсе склонился и, обдав горячим дыханием щёку, попросил:

– Чтобы не вызывать лишних вопросов, нам придётся ночевать в одной комнате. Согласишься ли ты подыграть мне?

Воображение у меня было прекрасным. Очень красочным и слишком ярким. Так что, чтобы его погасить, стоило бы вызвать пожарную машину, но таких тут не имелось, наверное, поэтому пришлось справляться самой. Я прикрыла глаза, глубоко вдохнула, почувствовав на языке терпкий мужской запах, и с трудом выдохнула:

– Это так необходимо?

Открывать глаза было страшно. Мне казалось, что если посмотрю на Хэмлина, то он сразу поймёт, какие мысли роятся в моей голове. Но он, вместо того, чтобы отрезвить меня какими-нибудь серьёзными доводами, взял и легко коснулся губами краешка губ, отчего я вовсе забыла, что нужно дышать. К тому же добил меня низким, вибрирующим голосом:

– Необходимо. Иначе Маргарет не поверить в наш спектакль.

Один удар сердца…

Вот ведь… муж! Всё же смог привести меня в чувство. А я уже и отчаялась, что хоть кто-то остановит эту вакханалию. На меня его фраза произвела впечатление, будто кто-то сверху воды холодной целое ведро вылил. А потом подумал-подумал, и ещё одно плесканул. Для верности.

Сладкая вата, заменявшая мне мозг последние десять минут, растворилась, позволив, наконец-то, подумать о насущном. Действительно, что это я? Напридумывала всякого! Ведь у нас всего лишь спектакль для маменьки, которая знать не знает о подмене, о том, что теперь на месте её дочери старая тётка, вдруг возомнившая себя молодой и привлекательной.

Я аккуратно высвободилась из его рук, отошла на шаг, потом ещё на один и важно кивнула. После же произнесла, на удивление, спокойным тихим голосом:

– Конечно, раз это необходимо, то я не буду возражать. Единственное, я бы не хотела ночью оставлять Аделию одну, можно ли организовать для неё спальное место?

Мужчина выслушал меня внимательно, даже голову склонил к плечу. И с каждым произнесённым мною словом, выражение его лица становилось всё и более непроницаемым. Словно он прятал свои эмоции за семью замками. Прямо как это делала я в эту же секунду. Ответил он не сразу, а лишь спустя пару минут напряжённой тишины:

– Конечно, я побеспокоюсь об этом.

Развернулся и вышел, больше ничего не сказав, и даже не посмотрев на меня.

С одной стороны я была горда собой, что поступила невероятно мудро, с другой… С другой хотелось отправить эту мудрость лесом и… Что? Вот тут я и самой себе не могла ответить, чего именно нужно было сделать. Согласиться на всё и сразу? Оптом, так сказать?

Я не вчера родилась, понимаю, что нравлюсь ему. Если уж быть честной, я и себе нравилась, когда смотрела в зеркало, ведь Аннэт была чудо, как хороша. Вот только это не я, и меня не покидало странное чувство, что я не имела права на эту её жизнь. Какой бы гадкой она не была, Хэмлин, прежде всего, смотрел на внешность, и только потом на душевные качества. Будь перед ним морщинистая старуха, стал бы он вот так откровенно прижимать её и тем более целовать? Стал бы смотреть горящим взглядом? Стал бы с предвкушением ждать встречи?

Одно, с этим неожиданными путешествием в другой мир, я уяснила точно – сколько бы женщине не было лет, она всегда найдёт причину, из-за которой будет страдать. И это вместо того, чтобы выяснить всё сразу, расставить, так сказать, точки там, где им быть положено.

Но что вот тут говорить прямо? Я не знала…

Время то тянулось медленно, то неслось вприпрыжку. Я то решала держаться холодно и отстранённо, то задыхалась от жара, что расползался по телу. Ощущения, прямо сказать, были не из приятных. И что самое страшное, я ничего с собой не могла поделать. Меня штормило, как бумажный кораблик на волнах полноводного весеннего ручейка.

Аделия пыталась успокаивать меня, как умела. Она села ко мне на колени, крепко сцепила ручки на шее и уткнулась носом, щекоча кожу своим дыханием. Это было приятно, но желаемого умиротворения не приносило.

Устав тревожиться понапрасну, я решила, что если занять себя делами, то и мысли сами по себе успокоятся.

– Пойдём, найдём с тобой Лили? – предложила малышке, на что она с радостью согласилась.

Служанка нашлась на кухне, где на её коленях, так же, как и у меня несколько минут назад, сидела сестричка. Зои о чём-то оживлённо рассказывала и совсем не замечала, что слушателей у неё прибавилось.