Бабушка Германа суетится вокруг меня, пока он сам встречает скорую. Мужчина собран и уверен в себе, важно общается с медиками, сообщает всю необходимую информацию о родах, в которых мы чуть не потеряли ребёнка. Вспоминаю об этом – и сердце рвется. Звенящая тишина до сих пор стоит в ушах. Знаю, что должна быть бесстрастна, но не могу. Каждый ребёнок, которому я помогаю появиться на свет, словно впитывает частичку моей души. А эта крошка - ещё и имя взяла. Маленькая Амина.

Я сама мечтаю о детях, но… не от Марата. В голове не укладывается, что он бросил меня в незнакомом месте в ночь.

– Ездила в гости, заблудилась, - говорю полуправду, когда пауза затягивается и становится неприличной. – Мне бы домой, - кидаю обычную фразу, от которой у меня зубы сводит.

Не вернусь! Хотя… придется. Как минимум, за документами. Марат знал, как именно меня прогонять, чтобы я не ушла. Манипулятор, а я будто его психиатрический проект.

– Так, всё в порядке, - на ходу отчитывается Герман, отпустив скорую и шагая к нам, стоящим на крыльце старого дома. – Роженицу нашу с младенцем отвезут в роддом, за которым она закреплена, родственникам сообщат. Я оставил ей немного денег на всякий случай и свой номер. Думаю, всё будет нормально, - запинается, задумчиво потирая подбородок.
– Теперь ты, - прищурившись, смотрит на меня так, будто в самую душу пробирается. Мысленно закрываюсь от него, и он это улавливает. Хмурится.
– Такси?

– Да, если вам несложно, - киваю, импульсивно кутаясь в куртку, которая пахнет им. Мурашки проносятся по коже то ли от холода и сырости, ведь я промокла до нитки, то ли от этого неприлично горящего взгляда, пронизывающего до костей, то ли от мужского аромата, пропитавшего всю меня.
– В центральный роддом, у меня смена с утра, - поспешно добавляю.

Киваю сама себе. Пока что это лучшее решение. Там и переодеться можно, и искупаться, и позавтракать. На секунду чувствую себя беспризорницей, и от этого больно. Не такой я представляла себе семейную жизнь.

– Куда на ночь глядя? – вдруг вступается за меня бабуля. – В таком виде…. Холодная, голодная, полуголая, - указывает на мое мокрое платье и каблуки, чем вызывает неприятные ассоциации. – Ладно, ты стесняешься, а у тебя мозги есть, внучок, или растерял в своей Германии? Я не зря говорила, выродились там мужики, да ещё и наших портят. Тьфу, - в сердцах плюет под ноги Герману.

От неожиданности открываю рот, хлопая ресницами и глядя на невозмутимого мужчину. Он лишь усмехается, будто привык к такому обращению и совсем не злится. Наоборот, его лицо смягчается, становится добрее и теплее, а уголки губ тянутся вверх.

– Идём, не слушай этого немца, - бурчит бабуля, хватая меня под локоть, и ведет в дом. Украдкой смеюсь, растворяясь в их необычных, но уютных семейных отношениях.

Надо бы настоять на своем и уехать, но.… я так замерзла. Во всех смыслах.

В камине потрескивают поленья, мяуканье рыжей кошки, которая кормит своих котят на лежанке у входа, убаюкивает, из небольшой кухоньки доносится звон посуды, голоса, среди которых улавливаю мужской баритон, приглушенный, хриплый и, кажется, недовольный, но переживать об этом не осталось сил. Глубже забираюсь в кресло, мечтая спрятаться от всех проблем в темном уголке дома, куда не добивает свет абажура, кутаюсь в махровый халат, который выделила мне Элеонора Павловна, тетушка Германа, вбираю носом ароматы еды, витающие по столовой.

Беззвучно плачу, надеясь, что никто не увидит моих слез. В момент, когда самое страшное осталось позади, а я нахожусь в сравнительной безопасности, наступает откат. Не могу бороться с подступающей к горлу истерикой.

Устала.

За эту ночь и.… за всю жизнь. Ощущение, что я разрушаюсь изнутри.

– Так, красивая, сейчас ужинать будем, - появляется из кухни бабушка Стефа, как она сама представилась, и неторопливо шоркает ко мне. – На ночь Эля постелет тебе в своей комнате, а сама со мной переночует. Геру на твердый диван отправим, пусть спасибо скажет, что не в будку к собаке, - говорит достаточно громко, чтобы Герман услышал.
– Проштрафился.

Суматошно вытираю влажные щеки тыльной стороной ладони, шмыгаю носом, а она делает вид, будто не замечает моего состояния, чтобы не смущать. Садится на диван неподалеку от меня, и кошка, оставив свой приплод, бежит к хозяйке, запрыгивая на колени и сворачиваясь клубочком.

Каждая деталь здесь как часть большого пазла, который складывается в приятную картину под названием «Дом». Я этого лишилась, когда вышла замуж.

– Не утруждайтесь, я не голодна, - выпрямляюсь, собирая по осколкам остатки своего достоинства. Слепить себя воедино до конца не получается. – Спасибо вам за всё, утром я уеду.

– Вредная ты немного, - задумчиво произносит старушка.
– И упрямая, но это даже хорошо. Только уж больно худая, откормить бы, - изучает меня внимательно, прищуривается, а в уголках её глаз залегают глубокие морщины, сеточкой расходясь по всему лицу.

– Мам, ну ты как будто на убой ее готовишь, - хмыкает Элеонора Павловна, вплывая в столовую с подносом. Ставит его на стол, берет чашку и с ней подходит ко мне. – Выпей, полегче станет.

– Что это? – хмурюсь, протягивая руку и обжигаясь о горячий советский фарфор.