Шрифт:
– Травяной чай, успокоительный и противопростудный, - объясняет, в то время как я с подозрением заглядываю в кружку, украдкой понюхав отвар.
– Вы знахарка?
– Я? Скажешь ещё, - смеётся снисходительно, будто я из темного леса вышла.
– Обычная медсестра, но в последнее время перепрофилировалась в ветеринара. Нам это нужнее – у нас с мамой маленькая ферма. Конечно, благодаря Герману - помогает нам финансово, иначе мы бы не справились. И вообще, мужик он неплохой, добрый, ты не подумай, просто…
– Немец, - выплевывает бабушка гневно.
– Наполовину, - улыбается Элеонора, укоризненно качая головой. – Да ты пей, Амина. Имя у тебя необычное, означает «верная».
– Значит, будешь хорошей женой, - добавляет Стефа.
– Спасибо, - сипло произношу, сделав глоток кипятка и облизнув губы. – Я уже замужем, - нехотя признаюсь, на миг опуская мокрые ресницы. Руки подрагивают, чай расплескивается на халат. Кольцо кажется тяжелым и тянет вниз, как кандалы.
– Когда женщина ЗА мужем, она чувствует себя уверенно. А ты сама призналась, что заблудилась.
Простые слова бабули режут по живому. Прячу слезы в кружке, разбавляя травы солью. Зелье тетушки не помогает, если простужена душа.
В повисшей тишине гремят мужские шаги, будто удары в набат. Приближаются, и сквозь мутную пелену я различаю знакомую мощную фигуру.
– Не утомляйте нашу гостью разговорами, пусть отдохнет, - безэмоционально говорит Герман. – У нее и так выдалась тяжелая ночь.
Бабушка и тетя уходят без лишних слов, оставляя нас наедине.
Герман медлит. Он совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, смотрит мне в глаза, но мыслями витает где-то далеко. Молча нависает надо мной, спрятав руки в карманы брюк, тяжело вздыхает, будто решает мою судьбу.
«Катись к мужу!» - всплывают в памяти его жестокие слова, и я вздрагиваю, как от удара плетью.
Жестокий приказ Германа до боли напоминает грубое: «Выметайся!», брошенное Маратом. Не могу избавиться от болезненных ассоциаций, поэтому разрываю зрительный контакт и роняю голову, уставившись в плавающие на поверхности чая травинки. Чувствую себя лишней теперь ещё и в этом доме. Беженка – нигде мне нет места.
– Прости, Амина, я был неоправданно груб, - шелестит над макушкой, и я не верю собственным ушам. Мужчины не извиняются, по крайней мере, так всегда утверждал мой супруг.
– Не беспокойтесь, я уже забыла об этом, - лгу неубедительно. Не умею, а надо бы научиться.
– Амина, если нужна какая-то помощь… - он опускается на одно колено, облокотившись о второе. Аккуратно берет меня за запястья, на одном из которых остались синяки, ведёт по ним большим пальцем. Его ладони обжигают сильнее горячего чая в моих руках, взгляд исподлобья ранит – слишком много в нем жалости. – Деньги, жилье, связи… Обращайся, я могу…
– Нет, - перебиваю его, отдергивая кисти.
Мужчины никогда не делают ничего просто так, а именно у этого я особенно не хочу оставаться в долгу. У меня и так проблем хватает, но ещё… мне дико не нравится моя реакция на его близость. Бережные прикосновения, терпкий запах, бархатный голос, теплый взгляд – все в нем будоражит какие-то неизведанные струны моей души. Это неправильно. Я замужем. Пока что…
– Спасибо, но мне ничего не нужно, кроме такси на утро, - строго отбиваю каждый слог, проводя границу между нами. Красную линию, которую пересекать запрещено, прежде всего, мне. Иначе получается, что Марат был прав.
Попытавшись встать, я чуть не опрокидываю кружку себе на колени, но Герман перехватывает ее, так спокойно, будто не чувствует жара, и убирает с грохотом на стол. Буквально доли секунды созерцаю его сгорбленную спину, напряженные плечи, не зная, что будет, когда он повернется.
??????????????????????????
– Ладно, будь по-твоему, - оглядывается на меня, выдыхает, разжимает ладони, что были стиснуты в кулаки.
– Утром я сам отвезу тебя, куда скажешь. А пока отдыхай. Спокойной ночи.
– Спокойной.… - проглатываю окончание фразы, потому что Герман исчезает слишком быстро.
Не дотронувшись до еды, потому что кусок в горло не лезет, я закрываюсь в комнате, которую мне уступила тетушка Элеонора. Всю ночь не могу уснуть, ворочаюсь в постели, прислушиваясь к шорохам за дверью. Шестое чувство подсказывает мне, что Герман тоже не спит, но я отмахиваюсь от него. Неважно.
С первыми лучами рассвета я всё-таки отключаюсь. Ненадолго. Словно моргнула. Ведь стоит мне сомкнуть глаза, как звенит будильник.