Я изо всех сил стараюсь не поддаваться этому воплощению влажной мечты лесоруба. Вместо этого мрачно протаптываю по толстому тканому ковру к коридору, где — слава богам — обнаруживаю две спальни и ванную.

— Что это за бред? — раздражённо шиплю я в пустоту.

— Что не так?

Похоже, не так уж тут и пусто.

Дом занимает весь дверной проём, широкие плечи загораживают вход.

Мой взгляд невольно блуждает по этим плечам, укутанным в мягкую фланель, будто он специально оделся под нашу скромную лачугу. Предательские глаза выискивают в нём хоть какой-то изъян. Но нет ничего — кроме него самого.

Потому что он причинил мне боль, а моё тело всё равно его хочет.

— Что не так? — сквозь зубы выпаливаю я, напоминая себе, что всё ещё злюсь, — То, что ты забронировал нам эту крошечную хибару. Вместе. Ты вообще в своём уме?

Дом зажмуривается, глубоко вдыхает — и этот вдох звучит так, будто он вот-вот схватит меня за горло и задушит.

— У неё хорошие отзывы, — наконец отвечает он после своего сеанса глубокого дыхания. — И она рядом с координатами.

— Думаю, здесь есть и гостиницы. Например, те, где не приходится делить ванную. — Я киваю в сторону единственного туалета в этом доме.

Всё, ближайшие двадцать четыре часа я не смогу ходить в туалет. Эта абсурдная мысль вспыхивает у меня в голове. Всё равно что все какают, и я делала это сотни раз в доме родителей Дома, пока росла.

И, как будто мой кишечник услышал мою клятву воздержания, мне вдруг становится срочно нужно в туалет.

Не замечая мой внутренний хаос, Дом полностью заходит в домик и захлопывает за собой дверь.

— Ты не любишь гостиницы, — спокойно произносит он.

Эта фраза, сказанная почти шёпотом, эхом зависает в воздухе между нами. Напоминая о той ночи.

О ночи, о которой мы никогда, ни за что не заговорим.

Мы оба были пьяны в стельку. Он не должен был ничего помнить. Ни моих жалоб на гостиницы. И уж точно не того, как я поцеловала его в сладкие, липкие от конфет губы.

Мой желудок скручивает судорогой, и я понимаю, что нарушу свою молчаливую клятву в течение ближайшей минуты.

Я бросаюсь в ванную, захлопываю за собой дверь, поворачиваю замок и с облегчением замечаю на полке баллон освежителя воздуха, а в стене — маленькое окошко, которое легко открывается.

Через несколько минут я выхожу, делая вид, что ничего странного в том, что я включала душ, но при этом у меня абсолютно сухие волосы, нет.

— Ну, пошли, — бросаю я, проходя мимо Дома, который лениво облокотился на кухонный стол.

— Не сейчас. У нас бронь.

Я замираю.

— Какая ещё бронь? Как она у нас может быть? Джош ведь не знал, когда мы куда поедем.

— Я сделал её сам.

В ярости моя кровь то ли стынет в жилах, то ли закипает, не могу понять.

— Ты открыл письмо без меня?!

Дом смотрит на меня так, будто я заговорила на иностранном языке.

— Конечно, нет. Я нашёл координаты. Когда выяснил, что это за место, зашёл на сайт и увидел, что там нужна бронь. Это Каньон Дисмалс. Туда надо идти ночью. Я подумал, сначала поужинаем, потом пойдём.

Я сглатываю злость и временно откладываю план по наполнению его носков пеной для бритья.

— Ладно. Поужинаем. Но только потому, что ты становишься невыносимым, когда я голодная. И ещё хуже — когда сам голоден.

Дом хмурится.

— Это ещё что значит?

Я закатываю глаза.

— Не прикидывайся. Ты становишься просто ужасным, когда голоден. Почему, как ты думаешь, Джош, близнецы, и Розалин, и я всегда носили с собой для тебя перекусы?

Теперь он сам закатывает глаза.

— Забрасывание меня пакетами крекерами с сыром с криком “Прекрати быть Домом-Засранцем” не особо похоже на заботу.

Я пожимаю плечами.

— Ты тайно обожаешь крекеры с сыром. И всегда их ел.

Он что-то бормочет себе под нос. Наверняка что-то неприличное, что я расцениваю как успех.

— Ну вот, — я довольно ухмыляюсь. — Ты уже злишься. Время ужина.

Я прохожу мимо него и выхожу за дверь, с облегчением вдыхая прохладный вечерний воздух, в котором нет ни намёка на запах его кедрового одеколона.

Мы едем по отдельности — идея сидеть в одной машине кажется мне невыносимой.

В ближайшей закусочной мы садимся за столик, и я извлекаю Джоша из сумки, ставлю его перед собой. Дом смотрит то на контейнер с прахом, то на меня.

— Он будет есть с нами?

— Тебя это не устраивает?