Помнишь тот раз, когда секс с тобой был настолько плох, что Дом на следующий день сделал предложение другой женщине?

Но потом он протянул мне свой крошечный пакетик с крекерами, и сердце тут же решило, что эта солёная закуска решила все проблемы, а я должна расстегнуть ремень, сесть к нему на колени и обнять.

Так что я пила. И теперь не в том состоянии, чтобы мчаться через терминал с чемоданом, пытаясь не задохнуться.

— Они уже почти открывают. — Дом кивает на окно, где телетрап медленно приближается к нашему самолёту. — Нам не надо бежать. Расстояние можно осилить. Я понесу твой чемодан. Пойдём быстрым шагом, и ты успеешь. Доставай ингалятор.

Чёрт. Почему Дом, отдающий приказы, внезапно кажется таким чертовски сексуальным? Обычно мне хочется спорить с ним во всём, чтобы доказать, что он мной не управляет. Но сейчас я уже вытаскиваю рюкзак из-под кресла, встряхиваю ингалятор, вдыхаю дозу лекарства и готова следовать за ним хоть к чёрту на рога.

Дерьмо. Читая то дело, я совершила ошибку.

Теперь я не могу игнорировать тот факт, что каким бы доминирующим ни был Доминик, его стремление контролировать всегда исходит из заботы. Скорее всего, это началось, когда на его плечи взвалили ответственность за двух младших братьев, сделав его фактически их нянькой.

На Дома слишком рано навалили слишком много. Теперь он проявляет любовь, заботясь о людях.

И сейчас он заботится обо мне.

Дом уже поднялся в проход, как только загорелся сигнал, позволяющий отстегнуть ремни. Он закидывает лямки своих сумок на плечи, вытаскивает мой чемодан из верхнего отделения. Благо мы в первом классе, перед нами всего один ряд пассажиров.

— У нас пересадка, — говорит он, встретившись взглядом с четырьмя деловыми мужчинами, которые по всем правилам должны были выйти первыми. Но они остаются на местах, смирившись под тяжестью его взгляда.

Вот тут его почти двухметровый рост действительно в тему.

Щелчок, смена давления. Бортпроводница машет нам рукой, и Дом делает шаг назад, давая мне возможность выскочить перед ним.

— Это не проблема, — говорю я, пока мы мчимся по телетрапу. — Я могу взять номер в отеле и улететь утром.

— Я тебя здесь не оставлю. Давай. — Войдя в здание аэропорта, Дом выдвигается вперёд, его внушительная фигура рассекает поток людей.

Внезапное тепло пробегает по моей руке, и я осознаю, что Дом, сменяя позиции, схватил меня за руку и переплёл наши пальцы.

Он несёт обе свои сумки, мою, и при этом ведёт меня вперёд, легко, но неумолимо. Его шаги по-прежнему широкие, но я чувствую, что он специально держит темп, который я могу выдержать. Быстро, но без необходимости переходить на бег.

— У чемодана есть колёса! — кричу я сквозь шум толпы и объявления.

Но он продолжает держать его за ручку, а не катить за собой, как все остальные.

— Колёса меня замедляют.

Я закатываю глаза, стараясь не обращать внимания на то, как эта самоуверенная реплика заставляет мой живот сжиматься.

— Как колёса могут замедлять? Ты что, летающая машина из будущего? Или призрак?

— Перестань тратить воздух на сарказм, — командует он. — Используй его для дыхания.

Я понятия не имею, была ли в истории женщина, которой так же сильно хотелось одновременно и придушить мужчину, и затащить его в постель.

Пока я вынуждена лишь дышать и бежать за Домом, мой взгляд цепляется за его спину… и остаётся там. Любоваться задницей бухгалтера оказывается неожиданно приятным способом преодолевать переполненный аэропорт.

И, разумеется, ровно за две минуты до окончания посадки, мой гейт наконец появляется в поле зрения.

— Последний вызов для Мэделин Сандерсон, — раздаётся объявление.

— Она здесь! — рявкает Дом, перекрывая громкоговоритель.

— Прекрати орать, пока меня не арестовали. — Я хлопаю его по спине, как неблагодарный тролль, которым являюсь.

Но Дом лишь сильнее тянет меня к стойке, поднимая руку с моим чемоданом, чтобы сотрудница авиакомпании нас заметила, если вдруг его громогласного объявления оказалось недостаточно. Его бицепсы напрягаются, и у меня чуть не текут слюни. Девушка за стойкой расширяет глаза при его приближении, и я замечаю, как она судорожно сглатывает.

От страха? От вожделения? Кто знает. Скорее всего, от обоих сразу.

Когда мы наконец останавливаемся перед стойкой, Дом ставит мой чемодан и поворачивается ко мне.

— Думаю, не стоило сомневаться в тебе, — говорю я, протягивая руку за ручкой чемодана, но на пути оказывается его бедро.

— Всё взяла? — спрашивает Дом, быстро осматривая меня взглядом.

А затем, без предупреждения, его руки повторяют тот же маршрут.

— Телефон, — бормочет он, хлопая по правому карману моих штанов. — Билет. — Проводит ладонью по карману худи. — Кошелёк. — Левый карман. — Ноутбук в сумке. Ингалятор в боковом отделении. Очки на месте. — Он поправляет мне оправу, сосредоточенно хмурясь. — Я ничего не забыл?