Дело не только в нем, и не только в гневе в его поцелуе, и не только в желании, которое он сдерживает. Дело во мне. Это то, что я чувствую, когда нахожусь рядом с ним: я не только красива, но и сильна, я контролирую ситуацию, я в достаточной безопасности, чтобы позволить себе быть полностью свободной.

И вот так поцелуй меняется.

Во рту все еще ощущается вкус крови, но губы Якова становятся восхитительно мягкими и податливыми. Его язык скользит по моим, медленно и чувственно. Его пальцы уже не впиваются в мою кожу, а поглаживают низ спины, посылая удовольствие, вспыхивающее во мне, как искры от костра.

Пьяная от удовлетворения, дерзкая от голода, я тянусь между нами, пальцами нащупываю его пояс и тянусь к ремню, чтобы расстегнуть его.

— Нет.

Яков прекращает поцелуй так резко, что я вздрагиваю, на долю секунды разрывая нить слюны, соединившую наши языки. Его руки взлетают вверх и хватают меня за руки, отталкивая от себя и укладывая на кровать. Я падаю назад, моя грудь вздымается и опускается, когда я пытаюсь перевести дыхание. Яков уже на ногах, застегивает ремень.

— Нет, — повторяет он, его голос звучит как рык, а глаза дикие.

Он вытирает губы тыльной стороной ладони, размазывая по щекам кровавую дорожку. У меня мелькнула мимолетная, отвлеченная мысль, что я не хотела кусать его так сильно.

— Мы не можем этого сделать.

Я приподнимаюсь на локтях. — Нет, мы можем.

— Ты сестра Зака, — прорычал он.

— Не твоя, — отвечаю я.

Он смотрит на меня с минуту. Его невыразительное мраморное лицо преображается, превращаясь в изысканную маску боли, стыда и желания.

— Нет, — выдавливает он сквозь стиснутые зубы. — Я не перейду эту черту.

— Посмотрим. — Я выгибаю спину, проводя руками по всему телу. — Тогда спокойной ночи, дружок. Постарайся не переступать черту, когда будешь мечтать обо мне.

Он поворачивается и убегает, а я улыбаюсь ему вслед. Кто бы мог подумать, что отказ может быть так похож на победу?

Утро следующего дня принесло с собой новую волну чувства вины. Я не могу сказать, что жалею о содеянном, но мучить Якова Кавинского всегда было занятием, доставляющим удовольствие и стыд.

Луч бледного утреннего солнца пересекает всю длину моей кровати, и я скатываюсь с его пути ради своих глаз, которые все еще настраиваются. Когда я вскидываю руки, чтобы потянуться, мой локоть натыкается на что-то, запрятанное в подушки. Нахмурившись, я вытаскиваю его. Небольшая коробка, завернутая в коричневую посылочную бумагу. На боку коробки черными буквами нацарапано мое имя.

Я резко выпрямляюсь, кудри рассыпаются по плечам, и смотрю на коробку.

Еще одна волна вины накатывает на меня, когда я вспоминаю, как Яков передал мне коробку вчера вечером. Я не ожидала, что он сделает мне подарок на день рождения — я никогда не дарила ему подарков, — и даже не поблагодарила его за это.

Мои пальцы слегка дрожат, когда я разворачиваю коробку. Внутри оказался маленький черный футляр, а из-под обертки выпала крошечная белая карточка. Я открываю ее.

У роз есть шипы, чтобы они были в безопасности.

Это то, что делает их особенными. Рани

ублюдков, которые хотят причинить тебе боль.

С днем рождения.

Он не удосужился подписать его.

Я открываю коробку. Внутри подушечки из черного войлока лежит небольшой нож, черный с золотом, с витиеватой рукояткой. В закрытом состоянии он идеально ложится в руку. Я открываю его. Лезвие гладкое, острие опасно поблескивает. Я поворачиваю рукоятку в ладони. На ней золотом выгравировано русское слово.

Колючка.

Яков

Избегать человека, с которым живешь и которого поклялся защищать, — задача не из легких, но я справляюсь с ней почти целую неделю. Становится легче, когда Захара возвращается в университет, ведь в декабре у нее экзамены и диссертация, над которой она постоянно работает, когда не может уснуть.

Я стараюсь быть таким же занятым. Если я не наседаю на сотрудников службы безопасности предприятий и таунхаусов на улице в поисках видеозаписей, я тренируюсь или читаю эту чертову книгу о Платоне.

Все, что угодно, лишь бы занять мысли, потому что как только этого не происходит, на меня нахлынут воспоминания о ночи дня рождения Захары, а это заканчивается только холодным душем и горячим стыдом.

Чем больше времени проходит, тем больше мне стыдно. Когда Зак пишет мне смс, чтобы спросить, как дела, я даже не могу посмотреть на его имя в телефоне. Что бы он подумал, если бы узнал, что я чуть не трахнул его сестру в ее постели? Он бы подумал, что я никчемный кусок дерьма. Он бы знал, что я никчемный кусок дерьма.