— Если бы ты не ушла той ночью, я бы не расстался с тобой.

Я слышу голос Эрика Маттнера, этот самодовольный приглушенный говор, прежде чем вижу его.

— Это не ты меня бросил, это я тебя бросила.

Голос Захары, напротив, громкий, хриплый и полный эмоций. Я подхожу ближе. Они стоят среди деревьев. Захара похожа на русалку в длинном платье, окаймленном кристаллами, но она прижимается к холодному ветру, а ее плечи расправлены и напряжены. Мэттнер курит сигарету, он стоит ко мне спиной, поэтому я не вижу его выражения лица, но в его поведении чувствуется лень и комфорт. На нем смокинг, который, вероятно, стоит больше, чем мой мотоцикл, на шее модный шелковый шарф.

Одного его вида достаточно, чтобы моя кровь забурлила от ярости и насилия. Но когда я вижу его в пиджаке, в то время как Захара обнимает себя голыми руками от холода, мне хочется оторвать его голову от шеи.

— Ты никогда бы не порвала со мной, — говорит Маттнер. — Ты всегда так отчаянно нуждалась в моем внимании. Но мне все равно, что ты говоришь всем своим маленьким друзьям. Все знают правду.

— Правда — это не то, что ты говоришь, — говорит Захара.

Я никогда не видел ее такой. Весь огонь и свирепость Захары словно сгорели, оставив после себя маленькую кучку тлеющего пепла. Все ее тело скручивается в клубок, как у маленького зверька, пытающегося защититься. А Маттнер, большой и светловолосый, в своем теплом пиджаке-смокинге, смотрит на нее сверху вниз, как на добычу.

— Правда в том, что ты влюблена в меня и всегда будешь влюблена. А все эти глупые жалкие поступки, которые ты совершаешь, рассказывая всем, что ты порвала со мной, встречаясь с этими неудачниками, — просто крики о внимании. — Он раздавливает окурок в пепельнице и подходит к Захаре, беря ее за руки. — Но тебе лучше знать, чем играть со мной в эти игры, Зи. У нас с тобой все по-настоящему. Наши отношения не были сказкой, и я не рыцарь в сияющих доспехах. Но то, что у нас было, было чистым, настоящим.

— Какие отношения? — говорит Захара, пытаясь отстраниться. — Ты не можешь быть в отношениях с кем-то и при этом спать, когда тебе вздумается.

Я шагаю вперед через деревья, все еще скрытые тенью. Все инстинкты кричат мне, чтобы я оторвал Маттнера от Захары, разорвал его на куски, как бумагу. Но я сдерживаюсь.

Захара не хотела бы, чтобы я слышал все это, но я не могу оставить ее одну. Захара не хочет, чтобы я контролировал ситуацию, не хочет, чтобы я вмешивался. Но если я уйду, то оставлю ее наедине с этим куском дерьма, а я не смогу себе этого простить. Я колеблюсь, разрываясь между инстинктом и разумом.

— Моногамные отношения противоречат человеческой природе, — говорит Маттнер, словно декламирует строчки из сценария, который знает наизусть. — Мы лучше, чем это, Зи, ты лучше, чем это. Ты такая взрослая для своего возраста, я думал, ты поймешь. — Он проводит ладонями по ее рукам, не обращая внимания на ее попытки отстраниться. — Я знаю, что тебе нравилось то возбуждение, те острые ощущения, которые мы испытывали. Я знаю, что ты скучаешь по этому. — Он притягивает ее к себе, но она сопротивляется. — Я знаю, что ты скучаешь по мне.

— Я скучаю по тебе, как по дырке в голове, — выдавила она из себя. — Отпусти меня, Эрик. Я даже не знаю, зачем я все это выслушала. Не знаю, почему я думала, что ты извинишься. Ты ничуть не изменился, ты такой же дерьмовый, поверхностный неудачник, каким был всегда.

Хорошо. А теперь вмажь ему в лицо своей открытой ладонью, Колючка.

— Ты же знаешь, что ты так не думаешь, — говорит Маттнер. Его руки крепко сжимают ее руки. Костяшки пальцев белеют под оранжевым светом обогревателя. — Ты пришла сюда не за извинениями, Зи. — Он наклоняется вперед, чтобы поцеловать ее, она отшатывается назад. Он притягивает ее к себе за руку. — Хватит играть в недотрогу, милая. Мы оба знаем, что в итоге ты окажешься на коленях с моим членом в горле.

И тут все в моей голове становится

пустым и

громким и

красным.

Захара

Едва слова покинули рот Эрика, как три вещи происходят в очень быстрой последовательности.

Первое — моя рука летит в лицо Эрику, нанося звонкую пощечину.

Второе — болезненная хватка Эрика ослабевает от удивления.

Третье — черная тень мелькает в моем поле зрения и врезается в Эрика с силой пушечного ядра, врезающегося в борт корабля.

Эрик пролетает сквозь деревья, взлетая в воздух. Я отступаю назад, подавляя крик. Я настолько пьяна, что все происходит неконтролируемо быстро и в то же время в замедленной съемке.

Яков Кавински появился из ниоткуда, словно материализовался из тени. Он прижимает Эрика к полу, упираясь коленом в его брюхо. Руки Эрика скрючены перед лицом, пытаясь защитить его от сыплющихся на него ударов.