Она пытается покачать головой, но я не даю ей этого сделать.

— Ты не заслуживаешь боли, Захара. Ты заслуживаешь того, чтобы чувствовать себя хорошо. — Я медленно вытягиваю себя, почти вытаскиваю, но не совсем. — Ты заслуживаешь удовольствия, — я снова ввожу себя в нее, не сильно, но медленно и глубоко, вжимаясь бедрами в ее бедра, упираясь в ее клитор, — и любви.

— Н-нет, нет, — говорит она, дым ее голоса рассеивается, исчезает, сдувается под напором ее эмоций. — Нет.

— Да.

И я трахаю ее именно так, как она того заслуживает. Я трахаю ее так, будто люблю ее, не только потому, что люблю, но и потому, что ей это нужно. Она заслуживает этого. Я трахаю ее медленно, глубоко и нежно, пока ее дыхание не превращается в стон, а пальцы — в когти. Я позволяю ей тянуть, толкать и рвать меня. Я позволяю ей разрезать ленточки на моей спине, потому что, в отличие от нее, я заслуживаю боли.

И чем больше она причиняет мне боли, тем больше нежности я ей дарю. Я целую ее рот долго и медленно. Я скольжу губами по ее шее, пробуя на вкус ее пот, ее пульс. Я облизываю нежную раковину ее уха и посасываю твердые точки ее сосков, пока ее живот не превращается в прилив пульсирующих мышц, а бедра не начинают неконтролируемо содрогаться вокруг моих бедер.

Затем я даю ей еще. Я переворачиваю ее на живот, наклоняю ее бедра вверх, целую пышный изгиб ее попки, а затем покусываю его. Она извивается и вскрикивает, а я беру ее бедра в руки и погружаюсь в нее. Я ввожу член на всю длину, до упора, так глубоко, что чувствую, как содрогается все ее тело. Я трахаю ее со звериным остервенением, я трахаю ее так, будто она моя, а я — ее. Ее спина блестит от пота, золотистые локоны прижимаются к коже, словно украшения.

Наконец с ее губ срывается прерывистый стон. Она смотрит на меня через плечо и говорит срывающимся голосом: — Я ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Ты заставляешь меня чувствовать себя полноценной.

Я вжимаюсь в нее и наклоняюсь вперед, чтобы поцеловать ее плечо, укусить его.

— Ты заставляешь меня разрываться на части, — отвечаю я ей на ухо. Мой голос звучит так же низко и надломленно, как и ее. — Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Когда она кончает, все ее тело напрягается и выгибается, как будто ее только что разорвало на части электрическим разрядом. Ее пальцы впиваются в кровать, а рот широко раскрывается в рваном крике. Смотреть, как она кончает, — это как удар прямо в живот, как нож, вонзившийся в центр моего сердца.

Наблюдая за тем, как она кончает, я в конце концов теряю над собой контроль. Я трахаю ее жестко и быстро, прижимая ее бедра к себе руками. Мой оргазм бьет по мне, как кувалда. Мои челюсти сжимаются от крика, превращая его в стон. Звук, похожий на боль. Я кончаю внутрь Захары, потому что теперь, когда я потерял самоконтроль, я уже не смогу его вернуть. Я кончаю в ее пышную влагу, и это так чертовски приятно, что мышцы живота сжимаются, как от судорог.

Задыхаясь и дрожа, я пытаюсь отстраниться, чтобы не рухнуть на нее сверху. Но руки Захары взлетают вверх, хватая меня за плечи.

— Не двигайся. — На этот раз она говорит не приказным тоном, а с мольбой. — Оставайся так, Яков. Пожалуйста.

Я опускаюсь на нее сверху, обнимаю, стараясь не раздавить ее своим весом. Мы лежим, сплетенные вместе, мой член все еще в ней, разделяя дыхание, биение сердца.

А потом, прижавшись губами к моей коже, Захара пробормотала самым крошечным голосом: — Я не знаю, что ненавижу так сильно, как ненавижу тебя. Думаю, может быть, я вовсе не ненавижу тебя.

Утром я просыпаюсь поздно. Все мое тело тяжелое и медленное от сна. За окном темное небо и неподвижный воздух. Ни дождя, ни бури, ни ветра. Я поворачиваюсь в постели, прогоняя сонную тьму со своего зрения. Я даже не помню, когда в последний раз спал так долго.

Захара по-прежнему прижимается ко мне, ее одеяла спутались вокруг бедер. Приглушенное серебро утреннего света очерчивает ее тело, придавая ему ореол падшего ангела. Мой член возбуждается при виде ее волос, разметавшихся по шелковой подушке, прижатых друг к другу грудей, изгиба талии, мясистых округлостей рук, бедер и ляжек. Я игнорирую прилив возбуждения и осторожно поднимаюсь с кровати.

Схватив толстовку и треники из своей комнаты, я быстро одеваюсь. Надеваю шапку на уши, беру ключи и бумажник и тихо выхожу из квартиры. После проведенной ночи Захара заслуживает того, чтобы проснуться под кофе и свежую выпечку, а недалеко от дома есть булочная, которая ей нравится. Понятия не имею, открыта она или нет, но с пустыми руками я домой не вернусь.

Вот только до конца дороги я не дохожу.

Я едва успеваю спуститься по ступенькам здания. Краем глаза замечаю тень, но я еще не отошел ото сна. Я едва успеваю вскинуть руку, чтобы смягчить удар, который обрушивается на мое лицо.