И даже если он не впадет в паническую атаку, Зак немедленно покинет Оксфорд и приедет сюда, чтобы либо быть таким же беспомощным и испуганным, как я, либо Яков объявится, и я зря его вызвала. Я спорю о том, чтобы сказать Тео, но сказать Тео — это то же самое, что сказать Заку, только с дополнительным шагом.

Подожди до завтра, говорю я себе. Он вернется завтра. Если нет, тогда я позвоню Заку. Яков вернется.

Он всегда возвращается.

В эту ночь я никак не могу заснуть, ни на минуту. С чашкой ромашки в руках я на цыпочках пробираюсь в комнату Якова и забираюсь в его кровать. Выпиваю чашку чая и, поскольку мне все еще слишком холодно, хватаю с изножья кровати куртку Якова и кутаюсь в нее. Я сворачиваюсь калачиком в кровати, вжимаясь лицом в подушки. Они пахнут Яковом. Это почти успокаивает, чтобы остановить неконтролируемый стук моего сердца.

Я засыпаю вскоре после того, как небо начинает светлеть. Мой сон колючий, беспокойный и сырой. Когда я просыпаюсь чуть позже полудня, мне кажется, что я почти не спала. Я проверяю свой телефон, потом Якова. Мой кишит уведомлениями, новогодними пожеланиями, обновлениями в социальных сетях и шквалами сообщений от Рианнон и Санви, от моих друзей из Спиркреста и от лондонской толпы. У меня не хватает духу написать кому-нибудь из них ответное сообщение.

На телефоне Якова, батарея которого сейчас разряжена менее чем на пять процентов, нет новых уведомлений. Только те же сообщения и пропущенные звонки, что и вчера вечером. Те, кто пытался с ним связаться, видимо, сдались.

Или они нашли его.

Утром в понедельник я пропускаю занятия в университете и в отчаянии следую единственной подсказке, которая у меня есть. Письмо с окончательным уведомлением. Оно не могло оказаться там случайно. Яков везде носит этот пиджак — если письмо было в его кармане, значит, он его туда положил. Вопрос в том, кто такая Уиллоу Линч?

Я беру частное такси по указанному адресу, и оно останавливается у уродливого многоквартирного дома на окраине Лондона. Стены здания испещрены граффити, а пластиковые стены мотоциклного сарая оплавлены и деформированы огнем.

Я колеблюсь, прежде чем открыть дверь такси, и водитель говорит: — Мне подождать вас, мисс?

— Да, пожалуйста, если вы не возражаете.

Я выхожу. Группа мальчиков-подростков в пуховиках задерживается в стороне, некоторые сидят на каменной стене, ведущей к зданию. Двое из них делят сигарету, остальные склонились над телефоном и что-то смотрят. Они смотрят на меня, но ничего не говорят, и я спешу мимо них к двери.

Тучи над нами набухают почти до черноты, угрожая скорым дождем. Я бы не пришла сюда, если бы не была в отчаянии, и именно отчаяние толкает меня к входной двери здания. Хотя рядом с ней есть домофон, дверь старая и сломанная. Я без проблем добираюсь до адреса, указанного в письме.

За дверью я останавливаюсь. Заставляю себя сделать глубокий вдох. Что, если я постучу, а Яков откроет дверь? Могу ли я вообще злиться в этот момент? Мне кажется, что облегчение от осознания того, что с ним все в порядке, уничтожит любой гнев или обиду, которые могут последовать за этим.

Я стучу.

Если Яков откроет дверь с девушками на руках и без одежды, я убью его. Я убью его тем самым ножом, который он мне подарил, я вонжу свой шип в его сердце. Я убью его — но хотя бы буду знать, что с ним все в порядке.

Дверь резко открывается. В дверном проеме стоит девушка. Нет, не девушка.

Женщина. Она маленькая и стройная, с большими темными глазами, которые на первый взгляд делают ее молодой. Но вокруг глаз — слабые морщинки, как будто она слишком много хмурится, а на верхней губе — маленький шрам.

Она напряжена до предела, как животное, готовое напасть или сбежать. Есть в ней что-то такое, что заставляет меня сделать шаг назад. Невидимое острие, более острое и смертоносное, чем острие ножа в кармане моего пальто.

— Кто ты? — спрашивает она.

Ее акцент нейтрален — тщательно выверен, чтобы ничего не выдать. На ней выцветшая черная футболка и рваные черные джинсы. Тушь размазана по глазам. Из угла одного кармана выглядывает крошечный черный блокнот.

Это не женщина из моего мира. Это даже не женщина из мира Рианнон. Это женщина из совершенно другого мира. Ее черный лак на ногтях облез, короткие черные волосы растрепаны, словно ей нужно подстричься. Половина волос зачесана назад и перетянута простой черной резинкой. Часть ее руки, которую я могу видеть, испещрена линиями серебряных шрамов.

— Прости, что побеспокоила тебя, — говорю я ей. — Я кое-кого ищу.

Она не двигается ни на дюйм, стоя наполовину за дверью. Ее глаза окидывают меня быстрым и клиническим взглядом, визуальный осмотр настолько прям, что это почти физическое прикосновение.

— Ты пришла не по адресу.

— Яков, — пролепетала я. — Яков Кавинский. Ты его видела?

Она хмурится. — Кого?

Я сглатываю. Мне вдруг захотелось заплакать. Я качаю головой. — Неважно. Прости, что побеспокоила тебя.