В его глазах на миг появилось непонимание при незнакомом слове «бронепоезд», но быстро понял по смыслу, что это за, явно новая секретная разработка, так что надо бдить, тащить и не пущать.

Полковник Жилин, что как и Перепелица, остервенело гоняет на стрельбище своих драгун, стараясь, чтобы хотя бы приблизились к показателям егерей.

Не паркетный офицер, боевой, прекрасно понимает преимущество быстрой и точной стрельбы. Увидел, как я вынес ещё две винтовки и передал Бровкину, подошёл, привычно козырнул, взгляд очень внимательный.

— Господин барон, вы ведь не успели послужить в армии, как я полагаю по возрасту?

Я кивнул.

— Понимаю вас, полковник. Отвечаю сразу, не служил, потому не зашорен уставом. И многое делаю так, как надо, а не как деды-прадеды велели. И в штыковую своих людей не пошлю, если можно врага истребить плотным ружейным огнем.

Он зябко передёрнул плечами, с хмурого неба то и дело срывается мелкий колючий снежок, усмехнулся.

— Да, вы даже какие чудесные печки придумали!.. Уверен, такие спасут жизни многим солдатам, не дав им простудиться на морозе и умереть.

Я ответил с удовольствием:

— Рад, что вы заметили не только винтовки.

Он коротко улыбнулся, не спуская с меня взгляда.

— Горячее питание и тепло обеспечивают солдату и высокий воинский дух, господин барон. Ваши печки удивительны по своей простоте и продуманности. Позволите взять одну из них? Представлю своему командованию на рассмотрение.

— Берите две, — разрешил я великодушно. — Их изготовить проще простого, всего пара листов железа да умелый портной. Или жестянщик. Но лучше их делать из чугуна, теперь вижу. Вам спасибо, что в моё отсутствие охраняли имение.

Он кивнул, продолжая рассматривать меня пристально и изучающе.

— За это время мои драгуны изловили четверых лазутчиков. Соседи у вас беспокойные, да? Может быть, вам стоит попросить защиты у светлейшего князя Горчакова? Он, как я понял, к вам весьма расположен. А мы через неделю уходим.

Я покачал головой.

— Вы уже знаете, чуть раньше нас пробовал на прочность мой сосед Гендриков. Пришлось ему напомнить, что бьют не числом, а умением, как говаривал генералиссимус князь Суворов.

Он чуть наклонил голову, но всё ещё не спускал с меня испытующего взгляда.

— Да-да, ещё с помощью новой тактики и нового вооружения. Убийственное сочетание. Спасибо, барон! Доложу князю Горчакову обо всём, что увидел. Мне есть, что рассказать.

— Вам спасибо, полковник!

Мы пожали друг другу руки, он вернулся к своих драгунам, из которых старается сделать что-то непонятное, вроде конных егерей.

До возвращения на турнир всего сутки, завтра финал, будет император, присутствие обязательно, но на прощанье я спустился в Щель, сразу на второй уровень, смирнёхонько сел у входа.

Мне кажется, не только я начал понимать бозонный мир с его причудливой геометрией, но и он наконец-то заметил смиренную букашечку с очень высокой и сложнейшей организацией материи. Вряд ли бозонная вселенная заточена на развитие именно разума, скорее здесь при возникновении новых структур преимущество отдаётся более сложным, вся вселенная усложняется с самой первой миллисекунды, а человек и есть самое-самое сложное из всего, что случилось за все четырнадцать миллиардов лет.

Я сидел и старался уловить некие закономерности в этом хаосе, и наконец-то вроде бы начал догадываться, то ли окружающая меня часть мира начала вести себя так, чтобы я её понимал, то ли сам настолько вникся, что уже часть этого мира, и могу пользоваться его возможностями, раз уж здешний.

Да, здесь странноватая геометрия, большое помещается в мелкое, а звук переходит в мурашки по коже и гравитационное давление, ну а чё такого, так и должно быть, мы в чужую избу со своим уставом не ходим, да и не чужая это изба, я свой, свой, здешний, принимаю этот мир, это всё и моё тоже, меня не должны обижать, я же никого не обижаю.

Не скажу, что это подействовало, вряд ли тёмная вселенная меня заметит и отреагирует, я же фрактал, но в конце концов сам привык, хотя это не я привык, а во мне то ли привыкло, то ли стерпелось или просто притупилось.

И я начал чувствовать этот мир. На самом деле тот, но сейчас для меня он этот, свой, в котором мне уже почти уютно.

Когда вернулся, в коридоре навстречу попалась Любаша, поклонилась так, чтобы лучше рассмотрел верх её мощных вторичных, белых как молоко, пропела нежным голосом:

— Ваше благородие, на обед бараньи рёбрышки, как вы любите, или крольчатинку? Ещё гуся Тихон заколол…

Я ответил бодро:

— Хоть я и пацифист, но гуся ухомякаю. Гусь пока что не имеет прав человека, хотя закон по защите его чести и достоинства уже принят, но это там, а здесь даже у людей меньше прав, чем у гусёв моей родной и загадочной Сибири.