– Конечно. Он намного, намного хуже. – С трудом вышло подавить смех. Адам криво усмехнулся, оголив черноту недостающего зуба. – Просто вы этого не понимаете.

Глаза старосты негодующе блеснули, но губы не дрогнули. Всё же было в этом мужике что-то, что помогло ему удержать место предков. Адам снова скользнул взглядом по «площади». По его подсчётам людей тут должно собраться много. Слух о грядущем сожжении прошёлся по округе, как пожар по сеновалу. Люди из соседних деревень стекались в эту дыру не только на исповедь. Ходили слухи, что местный постоялый двор, долгое время существовавший только номинально, обрёл вторую жизнь. Те, кто не могли позволить платный ночлег, останавливались либо у знакомых, либо на улице.

Местные чуяли кровь, как гончие добычу. Они же и стекались со всех уголков. Опасные, холодные, алчные до зрелища. Что ж, Адам собирался им дать такое удовольствие.

– И всё же, я настаиваю на пересмотре этого дела. Я знал Прошку с тех времён, как он ел песок. Он не может быть инкубом.

– Знал, да? – Адам усмехнулся. Эта усмешка заставила старосту вздрогнуть. – То есть, вы уже чувствуете, что душа его мертва и по земле ходит только оболочка?

Староста озадаченно почесал макушку. Большая, некрасивая шапка оказалась задрана до макушки. Какое-то время мужчина молчал, стараясь осознать сказанное. Его глаза бегали от готовящегося кострища до Адама, и наоборот.

– Не понимаю…

Никогда Адам не думал, что его служба окажется настолько полезной.

– Вы сказали «я думал», голова. Не думаю, а думал. – Адам попытался выдавить самую понимающую и грустную улыбку из всех. – Инстинктивно вы чувствуете, что с Прошкой что-то не так. Не переживайте. Набожным людям свойственно чувствовать что-то такое.

Взгляды Адама и старосты пересеклись. Староста смотрел хмуро и недоверчиво. Адаму показалось, что он ясно слышит мысли мужчины.

Набожный человек? Ты идиот, да?

Адам снова полез в карманы и вытянул смятый лист из пальто.

– Пока что я восстановил только последние семьдесят лет в летописи. – Это было ложью. Адам застрял на последнем десятилетии. – И я не нашёл в этот период никаких записей о колдовских делах. Наверное, тяжело сталкиваться с этим впервые.

Староста шумно втянула воздух носом, и прикрыл глаза. Адам не понял, мужчина обиделся, разозлился или резко захотел в туалет. Лоуренс снова уставился на дрова, на тяжёлое серое небо и безрадостный пейзаж. Пальцы в правом карман нащупали сложенный вчетверо листок. Адам сделал вид, что удивлён находкой.

– Ах! Я почти забыл об этом! Возьмите!

– Что это? – Староста напряженно посмотрел на желтоватый лист бумаги.

– Помощь. – Тут же заявил Адам. – Я привёз это со столицы.

Это было последнее слово техники, шик из столицы, бесценный артефакт.

Это была листовка.

– Что это? – Повторил староста. Его маленькие глаза бегали по напечатнным строчкам.

– Вы же умеете читать, верно? Ну, так прочтите. Или… - Адам подвинулся ближе и сделал вид, что читает текст. Слова, выдавленные печатным станком на бумаге, Лоуренс успел заучить хорошо. – «Что делать, если твой близкий – порождение ереси?» Автор памятки – Адам Морган Лоуренс. Это, кстати, я. Так вот… Если твой близкий – это порождение ереси, то немедленно прекрати общение и сообщи об этом в инквизицию.

Какое-то время староста молчал. Адам видел, как маленькие глаза скользили от строчки к строчке. Это было бессмысленно, ведь все остальные указания были производными от первого правила. Исключений, послаблений или ошибок не существовало. Все дороги вели либо в пыточную, либо на костёр.

Этой работой Адам не гордился. Даже эта листовка оказалась в его багаже благодаря чистой случайности – тётушка завернула в неё бутерброды. Несколько жирных пятен залили лицо нарисованного чёрта и Адам не мог не подумать, что из-за масла бес и староста чем-то похожи.

Староста пожевал губами, а потом посмотрел на улыбающегося Адама.

– Тут ничего не написано об ошибках.

– Ошибках? Вы думаете, что я ошибаюсь?

Прозвучало не так уж и угрожающе, иначе почему староста согласно кивнул. Мужчина аккуратно, но с долей брезгливости, свернул лист и вернул тот Лоуренсу.

– Я не хочу бросить на вас или вашего сиятельного отца тень, но вы…молоды.

Чужие глаза остановились на гладком, как у юнца, подбородке. Адам криво улыбнулся.