– Послушай, придурок, я не совсем понимаю, каковы твои мотивы, но твоя жизнь с ней в прошлом. Пришло время отпустить ее.

Краем глаза я вижу, как Эверли пятится, но Джаспер стоит на своем.

– У Эверли своя голова на плечах. Она не любит властных типов.

– О, позволю себе не согласиться.
– Я ухмыляюсь. Затем поворачиваюсь к женщине, из-за которой, очевидно, схожу с ума.
– Может, расскажем ему, как тебе нравится, когда я приказываю тебе встать на колени? О том, что ты с удовольствием делаешь, когда я…

– Айзек.
– Ее глаза сверкают, на щеках вспыхивает румянец.
– Пожалуйста.

– Не уезжай с ним, Пчелка.

Она смотрит на меня с минуту, качая головой от недоверия.

– Нет. Ты не можешь принимать решения за меня - особенно такие.
– Затем, с блестящими глазами и каменным выражением лица, она дергает за ручку и открывает дверь.
– Я не могу сделать это прямо сейчас, мы поговорим, когда я вернусь.
– Усевшись в машину, она захлопывает дверь и дергает за ремень безопасности со всей яростью, которую хотела бы выместить на мне, глядя прямо перед собой.

– Эверли.

– Давай, приятель.
– На полпути к водительскому сиденью Джаспер останавливается и смотрит на меня через крышу машины.
– Не будь обиженным неудачником. Она сделала свой выбор.

Я встречаюсь с ним взглядом, который может пронзить насквозь.

Этот. Гребаный. Ублюдок.

Она не выбирает этого придурка вместо меня. Я отказываюсь верить в то, что это происходит. Снова. Я просто неправильно изложил свои доводы. Пробудил в ней ее бунтарскую натуру. Этот мерзкий придурок мне не соперник. Это, блядь, невозможно.

– Она. Не выбирает. Тебя, - рычу я, мое внимание приковано к женщине на пассажирском сиденье, я хочу, чтобы она посмотрела на меня. Чтобы она передумала и вышла из этой чертовой машины.

Чтобы увидела меня.

Мои легкие полны осколков. Грудь сжимается от нахлынувших воспоминаний о том, о чем я и не подозревал, что все еще болит.

Я проглатываю отчаянные слова, прежде чем они успевают вырваться из меня.

Ну же, Эверли. Не выбирай его.

Только не снова.

– Похоже, она только что это сделала.
– Он осмеливается посмотреть мне в лицо с вызовом и опускает подбородок.
– И ты знаешь, что говорят дети… - С угасающей улыбкой и странным выражением в глазах он произносит слова, которые решают его судьбу: - Обратного пути нет.

Он мертвец.

Машина уезжает, а я остаюсь стоять на парковке и думать, как же сильно я облажался.

Тридцать минут спустя я меряю шагами свою комнату. С каждой секундой я все больше прихожу в ярость. Я уже задолжал отелю за то, что пробил дыру в стене, костяшки моих пальцев ободраны, а зияющая дыра в груди ощущается ничуть не легче.

Эверли была для меня светом в конце длинного, темного туннеля, и я не знаю, как все так быстро пошло не так, но я чертовски уверен, что знаю, кого винить.

Твой собственный дурной характер, идиот.

Тем не менее, это никак не оправдывает Джаспера Кросса.

Каждая секунда той встречи прокручивается в моей голове. Лицо Эверли, когда я говорил не то, что следовало, причем неоднократно. Ее гнев был смешан с чем-то, что выглядело почти как разбитое сердце.

– Черт.

Мой кулак снова летит в стену. Удивительно, что никто не стучит в мою дверь, чтобы узнать, что происходит. Мне нужно убираться отсюда, пока я не усугубил ситуацию. Уехать куда-нибудь подальше от людей, пока я не выместил свой гнев на том, кто этого не заслуживает.

Не потрудившись переодеться, я засовываю телефон в карман джинсов, запираю дверь в свой разгромленный номер и бегу трусцой вокруг здания к тропинке на заднем дворе.

Утренняя прохлада терзает мои легкие, пока я набираю темп. Устойчивый ритм моих ног, стучащих по земле, отдается в ушах. Дыхание вырывается резкими всплесками напряжения, оставляя видимые облачка, повисающие в прохладном утреннем воздухе.

Раз она уже в ярости, я мог бы бросить осторожность на ветер и расправиться с ее бывшим мужем, прежде чем он увезет ее.

Эверли говорила о нем как о мягкотелом куске дерьма, но сегодня он показал себя с другой стороны. Насмешки, сыплющие соль на рану. Он насмехался надо мной, находясь в безопасности с другой стороны своей дорогой машины. Он хотел показать мне, что победил - точно так же, как он победил в тот момент, когда Эверли произнесла его имя в том подвале.

Он хотел, чтобы я вспомнил.