Шрифт:
– Ты заботишься о них?
Поколебавшись, он медленно кивает.
– Конечно.
– Затем он возвращается к нашему нынешнему положению.
– Так вот где они тебя держали? В этой… клетке?
Я качаю головой.
– Нет, у меня была комната. Матрас, туалетные принадлежности. Книги. Я была товаром, и они обращались со мной как с товаром.
Он поднимает на меня глаза.
– Товаром?
– Мои яйцеклетки. Они забирали мои яйцеклетки для какого-то подпольного суррогатного бизнеса.
– Они сказали тебе об этом?
– Нет. Я сама догадалась.
– Я облизываю пересохшие губы.
– За два года мне было легко собрать все воедино.
Шокированные глаза смотрят на меня.
– Есть другие? Как тот мужчина в камере?
– Да. Много мужчин и женщин приходили и уходили. Я полагаю, их убили. Думаю, мне повезло.
– Господи.
– Его голова падает вперед, качаясь из стороны в сторону.
– Это кошмар.
– Это был мой кошмар в течение долгого времени, - говорю я ему.
– Мне жаль, что он стал твоим.
Джаспер не отвечает какое-то время, но я слишком измотана, чтобы считать секунды. Время складывается из обрывочных мгновений. Как размытое пятно. Проходит не меньше минуты, прежде чем он выдыхает и опускается на задницу, скрестив ноги.
– Мы выберемся отсюда. Я обещаю. Я больше не отпущу тебя.
Слезы жгут и раздражают. Если я чему-то и научилась в этом месте, так это тому, что обещаниям суждено умереть здесь. Они не имеют веса и крыльев. Обещание - лишь обреченный шепот в темноте.
Но надежда - единственное, что помогало мне держаться, и я не собираюсь отнимать ее у него.
– Да, - сокрушенно отвечаю я.
– Мы выберемся отсюда.
Грустная улыбка появляется на его губах, но не достигает глаз. Он протягивает руку через прутья. Медленно, тяжело, я протягиваю свою в ответ. Наши пальцы болтаются в нескольких футах друг от друга, между нами пропасть. Слишком далеко друг от друга, чтобы соприкоснуться.
Джаспер прерывисто выдыхает.
– Я скучал по тебе, - говорит он, протягивая руку.
– Очень сильно.
По моим щекам текут реки слез. Я сжимаю пальцы и отдергиваю руку, прислоняясь к решетке.
– Я тоже по тебе скучала.
Я представляю себе жизнь за пределами этого места.
Новую жизнь.
Поначалу трудную. Непростой подъем.
Но, тем не менее, жизнь.
Настоящая кровать, в которой можно спать. Мой муж рядом со мной, его сильные руки обнимают меня. Потолочный вентилятор, крутящийся над головой, убаюкивает меня и навевает приятные сны.
Эллисон - не терпится обнять ее, увидеть ее милое личико, провести пальцами по ее темно-рыжим волосам и сказать ей, как я скучала по нашим разговорам и веселым ночным посиделкам.
Моя мама - мне нужно услышать ее голос, почувствовать, как ее руки обнимают меня. Она - мое утешение. Мой дом.
Даже мой домашний тарантул проникает в мои мысли. Мой маленький причудливый арахнид, мой верный друг.
Джаспер.
Вернуться к семейной жизни будет нелегко, но оно того стоит. Вместе мы сможем пройти через все. Мы дали обещание друг другу, стоя под цветочной аркой, и наши улыбки сияли в лучах полуденного солнца. Белый тюль и кружева развевались на ветру, а священные клятвы согревали нас безусловной любовью.
И все же…
Призрак кого-то другого портит эту сладость.
Мужчина за стеной.
Мужчина, которого я приговорила к смерти.
Мое преступление уничтожает зарождающуюся во мне надежду, и я знаю, что груз вины будет преследовать меня вечно. Даже если я выберусь отсюда живой, я никогда не стану прежней.
Когда выбор сделан, его уже не отменить.
И это, боюсь, участь хуже смерти.
ГЛАВА 28
Удушающая темнота - еще одно напоминание о моей приближающейся смерти. Клаустрофобия - не шутка, когда голова закрыта, а ремни, удерживающие меня, только усугубляют ее. У меня кружится голова, затем начинает тошнить. Пот стекает по шее и лбу, собираясь под ремнями на груди.
Следует отметить, что прятаться в мусорном контейнере, а потом быть прикованным к стулу и не иметь возможности смыть зловоние, было ужасной идеей. Не то чтобы я планировал такое.
В совокупности этого могло бы хватить, чтобы сломить мой дух, будь я менее взбешен.