Я дергаю его галстук-бабочку, и он немного отстраняется, позволяя мне сорвать его.

— Валентина, — стонет он, прежде чем снова захватывает мои губы в поцелуе.

Я роняю галстук на пол и провожу пальцами по его рубашке, срывая несколько пуговиц в отчаянном желании быть ближе.

— Больше, — умоляю я, не отрываясь от его губ. Я не помню, когда в последний раз позволяла себе быть ведомой желанием, но сейчас это кажется единственно верным. Возможно, так было предначертано с самого начала.

Его рубашка распахивается, и мои руки жадно скользят по его груди и животу. Я всегда знала, что он в хорошей форме, но видеть — это одно, а прикасаться — совсем другое. Под моими пальцами он ощущается идеально, а его низкий стон, когда я ласкаю рельеф его пресса, заставляет меня улыбнуться.

— Валентина, — предупреждает он, прикусывая мою нижнюю губу. Я задыхаюсь, наклоняя голову, прося о большем без слов, и он исполняет мое желание, целуя меня глубже, медленнее.

Его рука скользит между нами, и я резко вдыхаю, когда его пальцы касаются шелковой ткани моих трусиков.

— Мокрая, — стонет он, дразня меня, пальцами скользя по мне сквозь ткань. — Твоя киска такая чертовски мокрая, детка. Ты пропитываешь мои пальцы насквозь.

Он отодвигает мои трусики в сторону, и с моих губ вырывается стон, когда он проникает в меня пальцем.

— Лука… — выдыхаю я, задыхаясь.

Он тяжело дышит, целуя меня жестче.

— Да, — шепчет он, — вот так, детка. Я хочу слышать свое имя на твоих губах. Только мое.

Я извиваюсь, подстраиваясь под его движения, и он меняет положение, удерживая меня одной рукой, а другой продолжая терзать.

Он чуть отстраняется, чтобы посмотреть на меня, и к щекам приливает жар. Я, наверное, выгляжу как полнейший беспорядок — губы опухли, волосы растрепаны, но он смотрит на меня так, словно я самое прекрасное, что он когда-либо видел.

— Черт, — шепчет он, ускоряя движения, его прикосновения становятся безжалостными.

Я отвожу взгляд, внезапно чувствуя себя уязвимой, но он не позволяет мне спрятаться.

— Смотри на меня, — приказывает он, останавливая пальцы.

Я покорно поднимаю взгляд, и его губы растягиваются в самодовольной улыбке. Его взгляд полон огня.

— Ты хочешь кончить для меня, да, Валентина?

Я киваю, прикусывая губу.

— Тогда смотри на меня, детка.

Его большой палец скользит по моему клитору, и я вскрикиваю, задыхаясь.

— Хорошая девочка, — шепчет он. — Не отводи глаз, Валентина. Ты моя, детка. Твои стоны, твой экстаз, твое тело. Все мое. Только мое.

Он улыбается, наблюдая, как я из последних сил держусь, и качает головой.

— Кончи для меня, детка. Я здесь, я тебя поймаю. Просто отпусти себя.

Я не помню, когда в последний раз мужчина заставлял меня чувствовать такое. Это требует доверия, а у меня его почти не осталось.

— Пожалуйста, — шепчу я.

Его движения становятся грубее, и мои стоны превращаются в сплошной поток безудержного желания. Он сводит меня с ума, делает меня незнакомой самой себе, заставляет падать в бездну наслаждения.

— Лука… — вскрикиваю я, когда волна экстаза накрывает меня, мышцы сжимаются вокруг его пальцев, а тело содрогается в сладкой агонии.

Он усмехается, а затем наклоняется, чтобы поцеловать меня, его прикосновение теперь становится более нежным. Он целует меня так сладко и неторопливо, что мое сердце невольно замирает. Мои руки скользят по его груди и поднимаются вверх, пока я не обвиваю его шею руками, кончики пальцев касаются его затылка. Я тяну его к себе, отчаянно желая большего, но он отстраняется, улыбка исчезает с его лица.

— В следующий раз, когда ты захочешь этого, — его голос тверд, не терпящий возражений, — ты придешь ко мне.

Я моргаю, сбитая с толку, когда он опускает меня на землю и прижимает к столбу беседки, упираясь руками по обе стороны от моей головы.

Мое сердце бешено колотится, но теперь совсем по другой причине.

— О чем ты… о чем ты говоришь, Лука? — шепчу я, заглядывая в его глаза.

Он усмехается без тени веселья и убирает прядь волос с моего лица, его взгляд ледяной.