И тут Зверь хихикнул. Вот прям не ожидал от него. Потом я встал на задние лапы… и хихикнул вслед за ним.

По итогу ржали все. Я просто лежал всей тушей на полу трюма, взрыкивая от хохота и периодически долбя лапой по полу. Дирижабль слегка вздрагивал, но, слава Богу, в ангар никто посторонний зайти не пытался. А то наша компания была похожа на сборище жертв мага-ментата. Все ржущие. Прям до истерики. Особенно Хаген, слегка уляпанный в краске, поскольку попробуй покрасить из распылителя огромного белого медведя и не уляпайся, я на вас посмотрю.

Когда все немного успокоились, Саня, в голове которого явно опять включился исследовательский модуль, спросил:

— Послушайте, Илья, а почему вы уверены, что все эти… как бы сказать… художества исчезнут, когда вы обернётесь в человека?

Я представил себя в человечьем виде, с чёрными ушами и чёрными же пятнами вокруг глаз.

Ха-а-х-р-р-р!

И нечего ржать. Это значит, что ты тогда тоже таким останешься. И оттирать тебя придётся в семи водах со скипидаром!

Зверь мгновенно перестал ржать и уставился на Пушкина.

Но мы же…

— Видите ли, господа, — вперёд меня успел ответить Хаген, — я долго размышлял над этим, прежде чем предложить свой вариант камуфляжа. И пришёл вот к каким умозаключениям. — Хаген был сама серьёзность, что после нашего ржача было немного удивительно. — Фрайгерр Коршунов, обращаясь в Зверя, ни разу не задался вопросом: куда в этот момент девается одежда? Полагаю, первоначально обращение было сильнейшим стрессом, а после вошло в привычку. Но! Из образа Зверя в человека ни один оборотень не обращается голым, верно?

Все остальные пожали плечами, поскольку ни разу не имели счастья наблюдать процесс обратного превращения, а я рыкнул:

— Верно!

— Вот! Князь Багратион рассказывал что-то о тонких энергетических планах, о мгновенных переходах энергии в массу и прочее. Я тогда не вслушивался, а теперь жалею. Думаю, что если вы сейчас обернётесь человеком, то будете чистым, а если потом вновь обернётесь медведем, то ваш мех, фрайгерр, вновь будет белоснежным.

О как завернул!

— Вы так в этом уверенны? — уточнил Швец.

— Я видел, как князь Багратион обернулся человеком из уляпанного грязью волка. Он был абсолютно чист. И был в той, чистой одежде, что и перед превращением.

— Поразительно! — Пушкин восхищённо обошёл меня вокруг. — Жаль, что эту функцию нельзя перенести на произвольный объект.

— Это эксклюзив! — поднял коготь я.

И опять все ржали.

— Однако минус в том, что оборачиваться до начала акции вам уже нельзя, — «обрадовал» меня Хаген.

— Н-да, действительно. Иначе насмарку все старания.

АКЦИЯ

По итогу я остался в трюме. Во-первых, коридоры «Дельфина» были мне катастрофически малы, а во-вторых, капитан приоткрыл аппарель, и ветер сушил мою покрашенную шкуру. Да и просто — в медведе мне было просто кабздец как жарко. А в трюме — хоть какая-то прохлада. Да еще с моря сквознячок тянет. Всё легче.

Ну, дойч! Сумел успокоить! Я как представлю, что бордель громит огромная панда, всё равно на хи-хи пробивает. А с другой стороны, может, это какие конкуренты китайские. У них там тоже всякий разврат бывает и курение этого — как?.. — опиума, кажись?

Вечерело. Огромное багровое солнце медленно ныряло в океан. Я сидел на краю пандуса и любовался видом. Вот чего при такой Божьей красоте людям неймётся? Откуда вылезает вся эта гнусность? Непонятно! Однако Господь в мудрости своей дал нам силы исправить зло и навести порядок. И кто мы такие, чтоб противиться этому?

Естественное течение природы!

Ага. Меховой философ блин!

Я такой!

Тьма опускалась на город. Подошёл капитан.

— Пожалуй, пора возвращаться. Адрес мне фон Ярроу выдал, высадим вас точно перед входом. Маски и боевые комбинезоны для господ Швеца и Пушкина готовы.

— Вот вы продуманный! Не обижайтесь, это не оскорбление, а наоборот — восхищение.

— Большая практика. При такого рода операциях подготовка — это половина успеха.

— Вам виднее. Я больше по части рубануть кого. Или вот теперь — лапой треснуть.

— Это тоже нужно уметь!

Он отошёл, оставив меня любоваться наплывающими огнями города. Отсюда, с высоты, Амстердам выглядел дивно красиво — прямые залитые светом улицы, кораблики на каналах, опять же… Я вдруг подумал, что он был как тот дом, где Лисси жила — такой красивый снаружи и такой страшный в подворотнях.