Он убедительно посмотрел на графа, тот, скривясь, кивнул.

— Мы предлагаем вам некоторую сумму. За отказ от дуэли и последующие извинения с вашей стороны.

— Чего-о?! — Боюсь, последнее слово я высказал несколько более громко, чем положено в простой беседе. — Вы в своём уме?

В разговор встрял один из сыновей:

— Казак, ты не бессмертен! И твои родные тоже по земле ходят!

— Нет желания быть следующим, после старшего братца? — я понял, что добром этот разговор явно не закончится. Ядрёна колупайка, Сокол, ты хотел, чтоб я помножил на ноль этих графьёв польских — так они же сами в очередь лезут, на головы друг другу наступая! — Так смотри внимательней…

И только я собрался треснуть ладонью графёныша, как:

— Вах, дорогой, что у тебя тут происходит? — Раздвинув молодых Тышздецких, в наш круг вклинился Багратион и опёрся локтем на подоконник рядом со мной. А за спинами поляков остановились трое пятикурсников и Дашков.

— Молодой человек, не влезайте без надобности в чужие дела! — Старик явно не собирался менять тон.

— Э-э, такой старый, и такой невоспитанный… — Багратион покачал головой, неодобрительно выпятив губу. — Коршун, кто это, расскажи? — он явно развлекался. Ему нравилось! В кои-то веки не Петя и не Иван были главными героями скандала. И, судя по побагровевшим рожам поляков, раскачивать ситуацию Серго прекрасно удавалось.

Я намеренно перешёл на официоз:

— Эти трое — граф Тышздецкий с сыновьями. Право, оно не стоит внимания, князь… — я выделил «князя», и Багратион сходу уловил этот нюанс.

— А-а-а, так это те-е-е Тышздецкие? У которых ты сына сегодня убьёшь?

Глаз старого графа при этом заявлении заметно дёрнулся.

— Да там как бы и этих не пришлось… Предлагали некую сумму денег, чтоб я перед их старшеньким публично извинился, можешь себе представить.

Багратион повернулся к Тышздецкому.

— Значит, оскорбляем моего друга?

— Нет-нет! — вылез вперёд поверенный. — Нас просто неправильно поняли!

— Ты вообще кто такой?

Поверенный не успел раскрыть рта, как я решил подлить масла в огонь и наябедничал:

— Представляешь, Серго, семье угрожали.

— Вах! Как интересно, и кто же этот несчастный, что лейбфрейлине великой княгини Марии угрожает? Дорогой, ты можешь уступить мне право вызвать его на дуэль, а? И заодно на похоронах сэкономят, тела-то не останется…

— Что вы себе позволяете? — по-моему, младшие Тышздецкие таки ещё не поняли, с кем они разговаривают. А вот старший резко помрачнел и повернулся, бросив:

— Войцех, Штефан. Мы уходим!

— Ой, как грубо-о, — протянул Дашков, прямо в грудь которого упёрся граф и попытался его отодвинуть. — Что ж вас в Польше-то вежливости не учат? Может, тут поучить?

— Да ты ещё кто такой? — Похоже, графской терпелке стремительно приходит кабздец.

— Князь Дашков, Михаил. Имел честь вчера дуэлировать с вашим сыном в том числе. И почему-то ко мне, — он оглянулся, словно призывая окружающих в свидетели, — у Сигизмунда претензий нет. Удивительно!

— Ваше сиятельство, — поклонился Тышздецкий Дашкову. — Ваше сиятельство, — продублировал он поклон Багратиону, — не имел чести быть представлен…

— Багратион Серго, — скупо отрекомендовался тот.

Поляк забегал глазами, перестраиваясь:

— Мне кажется, мы все были введены в заблуждение крайне недостоверной информацией о случившемся… Позвольте мне…

— Не позволю! — перебил его Серго. — Приходят, хамят, угрожают… Ты представляешь, Михаил, они говорили, что хотят лишить меня ежеутренних штруделей!

— Возмутительно! — улыбаясь, поддержал его Дашков. — А кофе с перцем? А возможность почитать поучительные книги?

— Какие штрудели, какие книги? Вы что издеваетесь? — прорвало одного из сыновей, кажется, Штефана.

— Свежие, восхитительно свежие штрудели, милейший, — ехидно ответил Дашков. — А что, у вас монополия на оскорбления?

— Какие оскорбления? Вы о чём? — пошёл тот на попятную.

— Угрожать моему другу! — рубанул Багратион. — По-моему, это — оскорбление меня любимого!

Старый граф поднял руки вверх:

— Стоп, господа, стоп! Это всё какое-то громадное недоразумение. Мои попытки спасти от дуэли моего сына, уж простите старика, вылились в это вот позорище. Сыновья — молчать! От лица рода Тышздецких я приношу свои искренние извинения его сиятельству Дашкову, его сиятельству Багратиону и их другу, господину Коршунову. Искренне надеюсь, что эта нелепость будет забыта…

Михаил и Серго переглянулись.

— Мы принимаем ваши извинения, граф, — церемонно ответил Багратион. — Надеюсь, в дальнейшем подобного не повторится, да?