Падение боевого духа среди баварских войск было настолько существенным, что офицер другой баварской дивизии, также расположенной в Коминес, полагал, что единственным способом принудить их сражаться было настолько повысить цену неповиновения, что солдаты предпочтут пойти в бой, чем столкнуться с последствиями. В частном письме он писал в декабре:

Уже два дня британцы неистово атакуют. Они храбрые солдаты, гораздо лучше французов, лучше, я боюсь сказать, чем наши старики из ландвера, которыми мы вынуждены затыкать дыры… Ужасающее воздействие огня современной артиллерии и пехоты должно бороться с ещё более угрожающим принуждением повиноваться воле командования, так что трусливые люди более боятся того, что ожидает их за линией фронта, чем огня на передовой… Долгое время, проведённое в окопах и укрытиях, ухудшило боевой дух людей. Они заботятся только о том, чтобы оставаться в укрытии, и забывают о том, что есть моменты, когда такие мысли должны быть оставлены.

Даже такие люди, как Вайсгербер, чья карьера быстро продвигалась в полку Листа, и кто был настроен гораздо более позитивно в отношении войны, чем многие в войсках, страстно желали мира. Даже хотя ранее в том месяце Вайсгербер написал, что "принять участие в яростной атаке и выжить создаёт чувство возбуждения, которое я надеюсь никогда не потерять", и что он радовался, когда "прямое попадание в окопы [врага] разбрасывало людей от силы взрыва", он написал в день Рождества: "Мы бы с радостью встретили мир! Мир! Когда же этот день придёт?" Падение духа, очевидное в полку Листа зимой 1914-1915 гг., не ограничивалось воинским подразделением Гитлера, но было видно повсюду в германских и британских войсках. Исходя из широкого распространения нанесённых самим себе ран, зима 1914-1915 гг. была для британской армии настоящим периодом кризиса, нежели чем 1916 или 1918 годы.

Отдельные люди в полку Листа реагировали на первые два месяца войны очень различно. Опыт Гитлера очень отличался от опыта Вайсгербера, и оба они были весьма непохожи на то, что переживали многие обычные солдаты на передовой. Тем не менее, наиболее частым ответом на войну среди людей RIR 16 было обращение к религии. Как вскоре обнаружил Оскар Даумиллер, единственными людьми в 6-й дивизии, кто активно отвергал религию, были несколько армейских врачей, которые думали о "христианской религии лишь как об устаревшем мусоре". В одном случае молодой армейский доктор сказал одному из протестантских священников, который работал под началом Даумиллера и который "готовил умирающего солдата к его смерти, чтобы тот занялся чем-либо другим, поскольку умирающий всё равно помрёт". Однако за исключением этих случаев возрождение религиозности было почти всеобщим в полку Листа. Как писал домой солдат из полка Гитлера после пережитого сражения: "Довольно много людей говорили мне после битвы, что они вспомнили свои давно забытые молитвы к Богу". Это было так же, как католическое население в сельской южной Баварии – для которого религия всё равно оставалась в центре их повседневной жизни – реагировало на войну в первую половину Первой мировой. Как и во Франции, возрождение религиозности часто было соединено с немецким национальным вопросом в войне. Однако, как мы увидим, этот национализм тяготел к оборонительности в своём характере. Другими словами, возросший интерес к религии в полку не превращался в гипернационализм.

Религиозные службы, проводимые для 6-й запасной дивизии, были переполнены, в то время как многие солдаты посещали службу впервые за много лет. Отец Норберт отметил, записывая свои впечатления от службы для солдат 6-й дивизии: "Тихие всхлипывания и плач прерывали священную тишину во время проповеди, и у многих молитва Аве Мария застревала в горле во время святой мессы".

Нет сомнения, что отношения между баварскими оккупантами и французским и бельгийским местным населением были чрезвычайно изменчивыми и непростыми, как очевидно из принудительного труда местного населения и реквизиции не только вина, как мы уже видели, но также, среди прочего, всех повозок, лошадей, огнестрельного оружия, древесины и продукции ферм. Тем не менее, солдаты частей 6-й дивизии и местное бельгийское население иногда даже вместе посещали религиозные службы. В одном случае "после мессы присутствовавшие бельгийские граждане неоднократно выражали своё одобрение набожностью баварцев". В другом случае солдаты из 6-й дивизии присутствовали на похоронах местного жителя.

Подобным образом солдат из полка Листа писал домой в ноябре 1914 года, что французы, у которых он квартировал в Лилле, были "очень [приятными людьми], которые были кем угодно, но не пылкими шовинистами". Французский доктор, работавший в офтальмологическом отделении госпиталя в Лилле, который был поставлен в подчинение немецким военным властям, отметил до прибытия полка Листа в Лилль: "В госпитале начали работать два немецких солдата. Хорошие парни, которые были обрадованы возможностью наконец получить передышку; они неутомимо излучают вежливость, и на их лицах улыбки. Мы никоим образом не можем пожаловаться на поведение немецких военных врачей".

На самом деле, немецкие военные власти старались минимизировать трения с французским и бельгийским населением. Например, после того, как немецкий кавалерийский офицер попытался незаконно реквизировать большое количество джема и шоколада в Комине, а также наложить штраф на муниципалитет, французские местные представители были уверены, что сообщение об офицере германским оккупационным властям поможет в их случае, и это на самом деле помогло. Жалоба французов привела к громкой перебранке между немецким официальным лицом из 6-й дивизии и кавалерийским офицером, которую последний проиграл. Как результат этого, незаконный акт реквизиции был отменён. Более того, в декабре 1914 года немецкий комендант Комине, ротмистр фон Фабер, почувствовал себя обязанным написать письмо французскому мэру Комине, в котором сказал, что он был поражён отсутствием интереса, которое проявил французский мэр в обеспечении продовольственной помощи бедным людям Комине. Фон Фабер убеждал мэра действовать совместно, так как он не хотел, чтобы местное население страдало во время его службы. Какими бы ни были истинные намерения Фабера, он решил, что предпочтительнее иметь дело с затруднительным положением населения во время оккупации, чем игнорировать его.

Отец Норберт также отмечал, что солдаты из его дивизии помогали местным монахиням заботиться о старых, больных жителях, заключая: "Между прочим, солдаты полны сердечной заботы о бедных людях". По крайней мере, на время настроение видеть francs-tireurs (партизан) во всех гражданах врага улеглось. Это на самом деле был скорее краткосрочный феномен первых недель войны, нежели выражение глубоко укоренившейся немецкой культуры. "Сосуществование войск на местах с вернувшимся населением очень хорошее", - записал говоривший по-французски отец Норберт в своём дневнике 3 декабря 1914 года. Тремя днями позже, в день Святого Николая, он отметил: "Солдаты, служащие на передовой, говорят, что французы часто бросают немцам сигареты, в то время как немцы в ответ бросают шоколад… пока вдруг не поступает приказ открыть огонь и ситуация снова принимает антагонистический характер". Рождество этих людей будет очень отличным от того, что было у рядового Гитлера.

***

На второй день Рождества, который немцы считают ещё как часть рождественских праздников, боевые части RIR 16 должны были вернуться в окопы в 3 часа утра. Занимая свои позиции, они узнали от солдат своего родственного полка, который они меняли, что во время предыдущих двух дней случилось нечто удивительное. В канун Рождества солдаты RIR 17 и полка Девоншир с другой стороны окопов по очереди пели рождественские гимны и песни. Солдаты RIR 17 поставили рождественские ёлки. Вскоре они вышли из окопов, крича: "Вы не стреляете; мы не стреляем. Это ваше Рождество. Мы хотим мира. Вы хотите мира". Множество английских и баварских солдат вышли теперь из своих окопов, оставляя позади оружие. Они встретились на ничейной полосе между своих окопов, обмениваясь скромными подарками. В секторе как раз рядом с одной из позиций RIR 17 примерно двести – четыреста британских и немецких солдат, из полка Норфолк и из воинской части 6-й дивизии или соседней дивизии, включая своих офицеров, встретились на ничейной земле, смешиваясь и совместно распевая гимны.