Совершенно неудивительно, что многие из собратьев Гитлера по оружию распутничали и пьянствовали вокруг Лилля весной 1916 года. Более показательными в отношении развития их политических воззрений и их мнения о враге являются их взаимоотношения с местным французским населением на ежедневной основе.

Для людей полка Листа их отношения с местным французским населением должны были преодолеть разрыв между необходимостью, которую ощущали германские военные планировщики, например, принудить местных людей работать для них и склонить местное население к сотрудничеству с ними (в особенности с того времени, как целью немцев стало действовать как можно больше через местные институты) и не заниматься какой-либо деятельностью, которая может быть использована вражеской пропагандой против них. Потенциал для напряжённости увеличивался вследствие необходимости для германских оккупационных сил добывать себе средства пропитания на месте, поскольку немцы вынуждены были испытывать гораздо более критический недостаток ресурсов, чем их противники. Этот относительный дефицит был результатом меньшей выработки продукции в Германии и в союзных с ней странах в сравнении с валовым продуктом её противников, а также блокады Германии союзниками. Таким образом, немцы столкнулись с мучительной дилеммой: не приведёт ли слишком мягкое обращение с населением на оккупированных территориях к чрезмерному истощению ресурсов Германии и тем самым к увеличению возможности проигрыша Германией войны.

Для местных французов их взаимоотношения с личным составом полка Листа были окрашены трудностью жонглирования между соперничающими обязательствами лояльности при оценке того, как наилучшим образом пройти через войну, защищая при этом интересы их семей, как например это выражено в случае с французом в Фурнэ. Этот человек согласился сотрудничать в "Арденнской газете" (Gazettes des Ardennes), которую германские оккупационные власти печатали во Франции. Тем не менее, как только он начал работать для немцев, он стал беспокоиться, как он говорил немецким оккупантам в ноябре 1915 года, что его могут "линчевать его соотечественники" в Фурнэ. Аналогичным образом, некий врач, вёдший дневник, был возмущён поведением некоторых из своих соотечественников: "Между делом я упомяну об омерзительном поведении наших местных полицейских. Они раболепствуют перед немецкими офицерами и во время операций по реквизиции, проводимых немцами, ведут себя с подобострастием, сравнимым с соучастием". Другие коллаборационисты действовали в городах и деревнях иных, чем их собственные, чтобы предотвратить репрессалии от своих соседей.

Как при всех оккупациях военного времени, местные представители власти должны были сталкиваться с принятием мучительного решения о том, что лучше всего будет служить интересам их общин – сотрудничество или сопротивление. И как при всех оккупациях военного времени, было непохоже, что местные представители власти получат благодарность за трудные и невозможные решения, которые они должны были делать, как это обнаружит после войны Поль Ле Сафр, мэр Комине во время войны, когда было начато официальное расследование его деятельности во время войны.

Как мы видели, начало войны было отмечено сверх-рьяными неопытными германскими солдатами, которые в хаосе первых месяцев войны повсюду видели французских партизан (francs-tireurs). Даже когда снизилось количество злодеяний первых недель, война всё ещё была отмечена напряжением между германскими оккупантами и французским и бельгийским населением.

Признаки напряжения были повсюду. В 1915 году на стенах Габордина появились анти-германские граффити. В конце весны, как раз после прибытия полка Листа в Габордин, местное население было принуждено сдать свои велосипеды. Однако некоторые владельцы предпочли бросить свои велосипеды в канал, а не передать их баварцам. Также были случаи предполагаемого шпионажа гражданскими лицами. Запрет гражданским покидать свои деревни ночью также не помогал снизить напряжённость. Как не помог и случай с Йозефом Леклерком. Уроженец Фурнэ, который сильно ограбили немецкие солдаты перед прибытием полка Листа, он дезертировал из своего полка после падения Лилля в октябре 1914 года. Его жена тогда сожгла его форму и забросила его винтовку в амбар. После нескольких недель прятанья в Лилле, он переместился в Габордин, где его спрятали в местной пивоварне. В конце концов германским властям стало известно, что его жена в Фурнэ отправляет ему посылки через Цезарину Бучакурт, высокую, стройную женщину с русыми волосами, у которой было разрешение от немцев возить товары из Фурнэ в Габордин. На Новый Год 1916 немецкий военный полицейский в гражданской одежде скрытно последовал за Бучакурт в Габордин, в конечном счёте арестовав Леклерка. Он получил драконовский приговор в пятнадцать лет тюремного заключения, как обращались немецкие власти со всеми французами, которые были во французской армии, но без формы рассматривались как шпионы. Подобным образом в конце июля 1915 года в деревнях, в которых располагался полк Листа, были вывешены объявления, информирующие местное население о том, что в Лилле были приговорены к смертной казни шесть мужчин и женщин, проживавших в Лилле, за то, что те прятали французского солдата. Более того, в первую половину 1916 года местных жителей в Габордине вынудили помогать строить импровизированную трамвайную линию за немецкими позициями и копать могилы на кладбище. Остальных депортировали в Арденны для принудительного труда там.

Все трения, описанные здесь, действительно представляются поддерживающими всеобщий довод о том, что сущностью германской оккупации северной Франции и Бельгии – в обоих случаях как на уровне военных ведомств, которые формулировали политику, так и на низовом уровне, на котором солдаты выполняли политику и лично сталкивались с гражданскими лицами – была её жестокость: жестокость, которая была неотъемлемой частью общего ожесточения и радикализации, привнесённых Великой войной, и которая была особенно явно выражена в случае Германии. Как для определявших германскую политику, так и для солдат на земле, террор и насилие стали инструментами для намеренного унижения населения под оккупацией в попытке предотвратить для французов возможность когда-либо снова развязать войну против Германии.

Если этот взгляд был верным, то товарищи Гитлера не пытались бы заниматься любовью с французскими женщинами по той же причине, по которой австралийские войска часто посещали публичные дома Каира, но делали бы это для того, чтобы унизить и терроризировать местное население и таким образом разить врага иными средствами так же, как они старались поразить британские войска по другую сторону окопов у Фромелле.

Однако, существует опасность преувеличить уровень трений и враждебности по отношению к местному населению среди людей полка Гитлера. Трения и героическое сопротивление повсеместны в коллективной и индивидуальной памяти всех травматических оккупаций во время войн, в то время как воспоминания о сотрудничестве и о тяжелом выборе населения под оккупацией имели тенденцию вымарываться из истории. Более того, даже во время войны британская и французская пропаганда имела обоснованный интерес в представлении немецких солдат как неисправимых насильников в качестве инструмента для мобилизации и усиления боевого духа, чтобы склонить сомневающихся французов и британцев к сражению с немцами. Любое предположение в произведениях военного времени, таких, как вышедший в 1917 году роман "Шесть женщин и вторжение" (Les six femmes et l'invasion) Маргариты Йерта, что французские женщины спали с немецкими солдатами добровольно или даже только ради того, чтобы накормить своих детей, подвергалось цензурированию. Но с врагом спало достаточное количество французских женщин. Например, в 1916 году Маделин Ле Сафр, дочь мэра Комине, родила ребёнка от одного из офицеров, проживавших с семьёй мэра. 36-летняя женщина в Габордин, между тем, вступила в сексуальные отношения с поваром 2-го батальона 20-го запасного пехотного полка весной 1916 года. Похоже, что она ни была принуждена к отношениям, ни получала какого-либо финансового вознаграждения за то, что спала с поваром. На самом деле в реальности оккупация во время войны производит, как это сформулировал один историк, "более сложные отношения, чем жестокое подавление" между оккупантами и местным гражданским населением, чем когда-либо допустит коллективная память оккупированных. Может быть, это удивительно, но со временем германские оккупанты северной Франции и французское местное население стали ближе друг другу. Военная необходимость диктовала то, что люди полка Гитлера находили образ жизни с местным гражданским населением, который позволит им взаимодействовать с населением под оккупацией. У французского населения был такой же интерес в рабочих взаимоотношениях с немцами. Как заметил в феврале 1915 года наш офтальмолог из Лилля, вёдший дневник:

Враг всегда вёл себя подобающим образом с момента оккупации города. После того, как в течение нескольких недель люди в Лилле и германская армия относились друг к другу с ненавистью и недоверием, постепенно они достигли степени безразличия и даже начали ощущать "симпатию" в этимологическом смысле слова. Невозможно жить рядом, не подвергаясь влиянию, если находятся в столь же несчастливой ситуации: в конце концов, начинают находить эту ситуацию сносной и начинают делать взаимные уступки… Обыкновенные люди, которые по необходимости живут с солдатами и предоставляют им жилище, в конце концов, вступают с ними в неформальные отношения. Обе стороны, победители и побеждённые, уступают обстоятельствам и получают шанс понять друг друга. Так что повсюду можно наблюдать такие ситуации: молодой попрошайка следует за солдатом, который, в конце концов, даёт ему немного денег, сказав ему перед этим несколько слов на ломаном французском; или солдаты, сопровождающие реквизированные повозки, тайком дают бедным женщинам несколько кусков угля или небольшое количество керосина… Солдаты, которые были размещены в частных домах, делают себя полезными, насколько могут, и даже делят еду, которую они приносят домой, с людьми, у которых они на постое. Как результат, многие рабочие просят разместить у них солдат. Что же касается офицеров (которых в городе очень много), то они сдержанны, даже вежливы, когда приходится вступать с ними в контакт.

Более того, было весьма в интересах людей полка Гитлера и родственных полков устанавливать добрые отношения с местными гражданскими лицами, поскольку те, в сущности, образовывали человеческий щит против британских атак. Когда полк Листа всё ещё располагался на французско-бельгийской границе рядом с Мессинес, отец Норберт отметил в своём дневнике:

В то время, как войска в Варнетоне [деревне, соседней с Комине] остаются день за днём в своих подвальных помещениях и им разрешается лишь крадучись пробираться вдоль стен дома по необходимым делам, гражданские могут свободно передвигаться по всем улицам и площадям. Целью этого является введение противника в заблуждение относительно присутствия войск, и удержать его от обстрелов из заботы об обитателях. Над Варнетоном постоянно кружат вражеские самолёты с целью разведки.