Также высказывалось мнение, что Гитлер не хотел, чтобы его рассматривали для продвижения, из страха, что он должен будет покинуть свой полк. Однако это почти определённо не было причиной, поскольку повышение не обязательно влекло за собой перевод в другую часть, как ясно видно из случаев Александра Морица и Адольфа Майера, среди множества других, которые были повышены и всё же остались в 16-м полку.

В прямом противоречии со своими собственными показаниями в 1945 году даже Аман подтвердил допрашивавшим его в 1947, что Гитлер мог быть повышен в 16-м полку, что также подтверждается мемуарами Видемана:

Однажды я предложил его в качестве кандидата на звание сержанта. Наш сержант, командовавший посыльными, был ранен и я сказал: мы возьмём следующего. Ефрейтор Гитлер, его давно пора было повысить. Вот почему я предложил его Видеману … Его привели ко мне, и я сказал: "Поздравляю, Вы с этого момента сержант". Он посмотрел на меня совершенно в шоке и произнёс: "Я хотел бы попросить Вас не повышать меня. У меня больше авторитета без лычек, чем с ними".

Другое предположение было то, что классовая структура германского общества делала продвижение по службе невозможным, и это объяснило бы, почему Гитлер не стал офицером, но не разрешает вопроса, почему он, по крайней мере, не стал сержантом, поскольку было изрядное число сержантов из социальной среды, схожей со средой Гитлера. Между тем, Александр Мориц Фрей заявлял, как мы видели, что наиболее вероятной причиной, почему Гитлер не был повышен по службе, было то, что, как и Фрей, Гитлер не хотел терять относительную безопасность жизни при полковом штабе.

В действительности не существует никаких записей о том, что Гитлер когда-либо пытался получить повышение. Недостаток социальных навыков у него и эксцентричность также могут объяснить, почему он никогда не поднялся до сержанта. Вильгельм Диесс, который какое-то время был командиром Гитлера во время войны, говорил своим студентам на факультете права в Мюнхенском университете после Второй мировой войны, что причина, почему Гитлера никогда не повысили, в том, что он был слишком вздорным и самонадеянным, всегда полагавшим, что он прав. Кроме того, реальность, сколь ни иронична, была такова, что ефрейтор Гитлер не проявил каких-либо лидерских качеств во время войны. Ещё один из начальников Гитлера, во всяком случае, не смог обнаружить у него ни каких-либо "лидерских качеств", ни какого-то таланта для руководства другими солдатами. Более того, "осанка Гитлера была располагающей к лени, - по словам Фрица Видермана, - и его ответ, когда бы кто-то ни спросил его что-либо, был чем угодно, но не кратким по-военному. Его голова обычно была наклонена налево".

В то время, как не слишком трудно понять, каково было положение Гитлера в полковом штабе к 1916 году, и как развились политические умонастроения людей полка Листа в целом, гораздо труднее определить место Гитлера на политическом небосклоне в 1916 году вследствие отсутствия документов того времени.

В "Майн Кампф" Гитлер утверждает, что во время войны он оставался в стороне от политики: "Я был тогда солдатом и не хотел вмешиваться в политику, тем более, что время было неподходящим…. Я презирал тех политических типов и если бы было по-моему, то сформировал бы из них трудовой батальон и дал бы им возможность лепетать между собой сколько душе угодно, не оскорбляя и не сводя с ума приличных людей". Однако Гитлер утверждает, что его военный опыт постепенно медленно политизировал его: "В те дни я не обращал внимания на политику: но я не мог не формировать мнение относительно определённых проявлений, которые влияли не только на всю нацию, но также и в особенности на нас, солдат". Гитлер утверждает, что он теперь уже тихо сформировал все идеи, которые он выразит в Mein Kampf. Он также утверждает, что беседовал со своими братьями по оружию в полковом штабе о необходимости основать новую националистическую бесклассовую партию: "Я часто обсуждал это желание со своими близкими товарищами. И это тогда я впервые задумался о занятии позже политической работой. Как я часто уверял моих друзей, именно это побудило меня стать активным на публичных трибунах после войны, вдобавок к моей профессиональной работе. И я уверен, что это решение пришло после многих основательных размышлений". Игнац Вестенкирхнер и Эрнст Шмидт позже также станут заявлять, что Гитлер говорил о том, чтобы стать художником или политиком, хотя следует указать, что Вестенкирхнер был ненадёжным свидетелем, как мы увидим. Равным образом Якл Вайсс будет говорить Фрицу Видеману, когда Гитлер пришёл к власти: "Ну, он время от времени давал нам лекции по политике. Мы думали, что, быть может, он однажды сможет стать депутатом баварского парламента, но что рейхсканцлером – никогда!" Тем не менее, в отличие от Гитлера, даже Вестенкирхнер, Шмидт и Вайсс не утверждают, что у Гитлера было ясно сформулированное политическое мировоззрение. В соответствии с Максом Аманом, политическая активность Гитлера ограничивалась критикой монархии Габсбургов: "Он всегда разглагольствовал перед другими о состоянии Австрии, что она разлагается, и ей повезло, что война началась, пока император был жив, и т.д." Поскольку, за исключением сфабрикованных мемуаров Менда, ни товарищи Гитлера, ни его начальники не вспоминают о разговорах того рода, что имели место по заявлению Гитлера, мы весьма определённо можем быть уверены, что их не было.

Гитлер, в соответствии с Фреем, имел репутацию бешено ругаться на "наглых" или "тупых англичан" и "французских свиней", и обсуждать то, что хотели слышать его начальники, а вовсе не беседовать со своими товарищами о том, как создать новый националистический бесклассовый мир,. Делая так, он "говорил, бранился, порицал и искажал истинное положение дел с определённой хитрой ловкостью", - заявлял Фрей в 1946 году, заключая, что во время войны уже можно было видеть признаки его более позднего стиля пропаганды и политики. Тем не менее, его безудержно излагавшиеся идеи ещё не трансформировались от просто поругания тупости военного противника и династии Габсбургов к выражению национал-социалистических идей, как обнаружено в Mein Kampf. Вкратце, Гитлер, возможно, обрёл большую часть своего последующего риторического стиля к этому моменту. У него также могли зародиться фантазии о политической карьере. Его политические идеи, выражавшиеся в разговорах с другими людьми (в отличие от каких-либо идей, что Гитлер мог безмолвно и тайно вынашивать), были, как представляется, всё ещё ограничены выражением неких пангерманских идей и чувства разочарования в отношении противников полка Листа на поле боя.

7. Крах (июль – октябрь 1916 г.)

В первой половине 1916 года война только начала понемногу меняться для Гитлера и его собратьев по оружию. В феврале нормы питания для личного состава полка Листа были уменьшены – явный знак того, что долгая война и блокада Германии союзниками брали своё, и предупреждение о том, что время работало на противников Германии. Армейские повара 16-го полка должны были посещать специальные курсы о том, как готовить без мяса, поскольку норма мяса была уменьшена с 375 до 300 грамм. Газовые атаки также становились более частыми. Тем не менее, эффективность газового оружия в 1916 году всё ещё была очень скромной вследствие технологических ограничений, которые были преодолены только к концу войны. На этот момент облака газа могли только медленно ползти в сторону солдат полка, и у них было время надеть свои противогазы и постараться найти убежище.

Несмотря на растущие трудности, опыт 16-го полка хорошо сравним с опытом многих других германских подразделений на Западном фронте, поскольку солдаты полка Листа успешно избегали того, чтобы стать пушечным мясом в сражении под Верденом, которое пожирало солдат быстрее, чем могли быть введены новые пополнения. Летом их также не бросили на Сомму, после того как британцы и французы начали свою массированную попытку прорвать германский фронт и закончить войну. Их продолжавшейся задачей было охранять тихий участок фронта рядом с Лиллем, где они располагались уже более года. Это была задача, подходящая для полка, не особенно высоко оценивавшегося в табели о рангах.

От внимания британских сил не ускользнуло то, что немецкие войска были опасно редко растянуты на спокойных участках Западного фронта. Исходя из этого, они решили ударить по самому слабому звену для отвлечения внимания от битвы на Сомме. Этим звеном был участок фронта, занятый 16-м полком.

Атака на фронте примерно в 4 километра была поручена двум неопытным британским дивизиям: 61-й (2-й Южного Мидланда) и 5-й австралийской дивизии. Вечером 19 июля 1916 года после интенсивной трёхдневной артиллерийской подготовки солдаты 3-го батальона, находившиеся на передовой, неожиданно увидели, как британские солдаты вылезают из окопов и бросаются в их сторону.