В канун Рождества, в серый и дождливый день, было приказано открыть массированный пулемётный огонь, чтобы предотвратить повторение Рождественского перемирия 1914 года. Тем не менее, утром в день Рождества британские солдаты на противоположной стороне окопов начали размахивать своими шапками солдатам полка Листа и соседнего полка. Солдаты напротив полка Листа в середине пения и игры на аккордеоне пытались наладить контакт с людьми полка Гитлера, выкрикивая: "Bayern" ('баварцы') и "Kameraden" ('товарищи') через линию окопов. Британские военные в секторе напротив 17-го резервного пехотного полка и немецкое подразделение слева от 17-го полка, стоявшего сразу на левом фланге полка Листа, активно пытались вступить в дружеские отношения к восторгу солдат. "Несколько наших солдат, увлечённых подобными происшествиями в соседнем полку слева, покинули наши окопы и хотели приблизиться к англичанам", - записано в военном дневнике 17-го полка. Это не были отдельные случаи.

Рядом с 6-й Баварской резервной дивизией располагался 14-й (прусский) пехотный полк, который братался с солдатами, принадлежавшими к Британской Гвардейской дивизии, среди которых был рядовой Вильям Тэйт из 2-го полка Coldstream Guards. В сцене, напоминавшей предыдущий год, Тэйт видел, как прусские солдаты "вышли из своих окопов и направились в нашу сторону. Мы не стреляли в них, поскольку у них не было никакого снаряжения или какого-либо оружия. Некоторые из наших парней вышли, чтобы встретить их. Они пожали руки и обменялись приветствиями, также они обменивались монетами и сигаретами". К смятению графа Каван, командира Гвардейской дивизии, подобные сцены произошли с 13-м Баварским запасным пехотным полком. Он вынужден был доложить, "что несмотря на особые приказы, в это утро произошло общение между линиями, занятыми Гвардейской дивизией и 1-м Баварским запасным пехотным полком. Я видел бригадиров, которые были на месте в течение 20 минут после того, как они услышали об эпизоде, и наши люди были обратно в окопах через 30-40 минут после первого выхода". Как и в 1914 году, германские доклады стремились заявить, что попытки братания исходили от британцев, в то время как британские доклады, разумеется, утверждали обратное: "Большие партии безоружных немцев появились первыми, - написал граф Каван, - но это не оправдание, и я сожалею об инциденте более, чем я могу это выразить".

Почему же сцены Рождественского перемирия 1914 года не повторились в большей степени? Существует простой ответ на этот вопрос, который не имеет ничего общего с ожесточающим круговоротом насилия в 1915 году: британцы открыли огонь шрапнелью по частям Баварской запасной дивизии, а баварским солдатам "было приказано вернуться и их наказали", как только стали начинаться массовые попытки повторить Рождественское перемирие 1914 года. Кроме того, несмотря на слегка туманную погоду в день Рождества, британские аэропланы постоянно кружили над сектором 16-го полка. Более того, Гвардейские Гренадёры, которые стояли против полка Листа, выслали патруль в канун Рождества, после чего, разумеется, неминуемо последовали приказы от командиров 16-го полка стрелять в патруль. В результате погибли два солдата Гвардейских Гренадёр. По мере приближения Рождества 1915 года командирам британских частей напомнили о "недозволенном перемирии, которое произошло в день Рождества в одном-двух местах в прошлом году". Теперь им было приказано обеспечить, "что ничего подобного не будет позволено на фронте дивизии в этом году". Для поддержки этого "артиллерия будет вести медленный огонь по окопам противника, начиная с рассвета", и что "снайперы и пулемёты должны быть в готовности стрелять по любому немцу, показавшемуся над бруствером". Как написал в день Рождества своим родителям Алоиз Шнельдорфер: "Атаки не было, только ужасный артиллерийский огонь". Ни в какое другое время в декабре британская артиллерия не стреляла по позициям полка Листа и соседних частей так сильно, как в период непосредственно за Рождеством. Деревни, в которых располагались запасные батальоны и штабы полков, бригад и дивизии, были действительно подвергнуты обстрелам только в три дня в декабре: 7-го декабря, за день до сочельника и вечером самого сочельника. Отец Норберт докладывал, что сильный артиллерийский огонь можно было слышать во время Рождественской мессы, которую он проводил с солдатами в увольнении в церкви в Бёшамп (Beauchamps). Тремя днями позже, когда он вёл другую рождественскую службу с солдатами из 6-й дивизии в коровнике в пределах зоны боевых действий, произошло прямое попадание в хлев, и было разрушено место, где стоял алтарь.

Таким образом, это были скорее прямые приказы, наказания, а также ужасающая смертельная сила тысяч шариков шрапнели, извергающихся из противопехотных артиллерийских снарядов, а не растущая взаимная ненависть или ожесточение военного времени, которые предотвратили повторение Рождественского перемирия 1914 года. Изменился не столько склад ума и мотивация сражаться людей полка Листа и их британских противников, сколько реакция военных властей за линией фронта на какие бы то ни было появлявшиеся попытки заключить Рождественское перемирие. Ключевым фактором, объясняющим, почему Рождество 1915 года было столь отличным от предыдущего года, была, таким образом, официальная политика, а не мнение масс.

Тем не менее, остаётся вопрос – как объяснить свирепое сражение в марте при Нёв Шапель, в мае у Фромелле и в сентябре под Лоос, с одной стороны, и относительное отсутствие ненависти к британцам после сражений 1915 года, а также попытки повторения Рождественского перемирия в 1915 году, с другой стороны.

Тот факт, что глубокая англофобия первых месяцев войны была вызвана скорее острым ощущением предательства, чем глубоко укоренившимися традициями взаимного антагонизма, возможно, хорошо объясняет, почему не было устойчивой англофобии среди людей 16-го полка и почему были возможны Рождественские перемирия. Однако это не объясняет свирепость сражений в трёх главных битвах, в которые был вовлечён полк в 1915 году. Ответ, пожалуй, находится в присутствии общей антропологической реакции на сражение среди товарищей Гитлера, в которой естественный страх смерти трансформируется в импульс "сражайся или убегай", который в свою очередь ведёт к освобождению обильного количества адреналина и в конечном счёте агрессии и чувств неудержимости, эйфории, возбуждения и душевного подъёма во время акта убийства – вкратце, "боевого подъёма". Успех в сражении, который в конечном счёте измеряется либо в нанесении увечий, либо в убийстве противника, является наилучшим ингибитором страха. В традиции Запада существовало табу говорить об этой агрессии во время битвы, иногда обозначавшейся как "жажда крови". Тем не менее, большое количество исследований по мотивации в сражении, выполненных в течение последнего столетия или около того, уверенно высказывают мнение о том, что солдаты чрезвычайно отличающихся национальных культур и идеологий имеют одинаковый опыт. Он заключается в том, что как только они преодолевают свой страх вступления в сражение, во время битвы они, по крайней мере, временно, теряют все или почти все запреты относительно агрессии, часто ощущая возбуждение при убийстве противника. Однако эта потеря сдерживания не непременно превращается в ожесточение ведения войны. Даже прославление акта убийства в военных подразделениях не приравнивается автоматически к длительной ненависти противника. Агрессия в бою не обязательно остаётся после окончания сражения. После того как адреналин закончился, начинаются сожаления, и затем следует процесс рационализации. За исключением очень маленького количества социопатов, ненависть и агрессия по отношению к противнику поддерживаются факторами иными, нежели агрессия в бою, такими, как идеология или чувство мести. При относительном отсутствии этих факторов среди большинства солдат полка Листа не было противоречия между свирепым поведением в бою многих людей 16-го полка в трёх больших сражениях 1915 года и относительным отсутствием злобных чувств по отношению к британским солдатам на фронте в остальное время. Вот почему только приказы сверху предотвратили широкое повторение Рождественского перемирия в 1915 году. Говоря иначе, боевая агрессия, где она существовала среди людей полка Листа (следует отметить, что не все фронтовые солдаты 16-го полка проявляли боевую агрессию), не приравнивается к изменению политических умонастроений людей в полку.

С тех пор как в феврале 1915 года Гитлер в своём письме к Эрнсту Хеппу эскизно обрисовал своё отношение к войне и своё утопическое видение будущей Германии, не было, таким образом, по крайней мере в 1915 году, очевидного сближения отношения к войне у большинства людей полка Листа и идей, выраженных рядовым Гитлером в его февральском письме. К сожалению, сверх письма Гитлера в феврале мало что известно о его отношении и восприятии войны в 1915 году.

Несмотря на тяжёлые потери, которые принёс 1915 год всем сторонам – к концу 1915 года уже были понесены 47 процентов всех смертей в полку Листа и более 50 процентов всех военных смертей во французской армии – было удивительно мало изменения в позиции людей в полку Листа между Рождеством 1914 и 1915 года. Это создаст проблему для Гитлера после войны, когда он будет пытаться рассказать историю о том, как опыт войны навсегда изменил его, людей полка Листа и общество Германии в целом. Однако наиболее травматическая битва войны ещё не произошла.

6. Оккупация

(январь – июль 1916 года)

В течение относительно тихого периода между Новым Годом и летом 1916 года, в то время, когда где-то в другом месте Германия проводила свои тщетные атаки на Верден в Лотарингии с применением всех сил и ресурсов, нацеленные на то, чтобы смертельно обескровить армию Франции, для Гитлера и его ближайших товарищей стало установившейся практикой отправляться в Лилль каждый раз, когда они получали увольнительную. По пути в культурный и административный центр северной Франции рядовой Гитлер и его товарищи сидели, прижавшись друг к другу в трамвае, который ехал от одной из соседних с Фурнэ деревень вдоль бесконечных рядов простых провинциальных домов в Лилль. Визиты в Лилль Гитлера и его соратников, равно как и время, проводимое ими в таких местах, как Фурнэ и Габордин, неизбежно приводили к контактам с местным французским населением. Их взаимодействие с гражданским населением даёт прекрасный беглый взгляд на их развивающийся взгляд на мир.

Поездки Гитлера в Лилль стали возможными, потому что командование 6-й запасной дивизии осознало необходимость установить стимулы, которые обеспечат то, что молодой Гитлер и люди его полка будут продолжать сражаться и исполнять обязанности в то время, когда война уже длилась гораздо дольше, чем ожидалось. Во время визита в 6-ю дивизию от кронпринца Руппрехта не укрылось, в каком тяжелом состоянии были солдаты дивизии Гитлера, и как важно было найти стимулы, направленные на то, чтобы люди чувствовали себя оценёнными по достоинству: "Можно ясно видеть напряжение прошедших недель в войсках, особенно тех, что пришли с левого фланга передовых позиций. У многих болезненный цвет лица – признак недосыпания".