Обратной стороной новой сильной надежды на ручные гранаты было то, что, как заключил командир 2-го батальона Эмиль Шпатни после сражения при Лоос, "недостаток ручных гранат немедленно пробуждает чувство незащищённости у солдат во время сражения и в определённых обстоятельствах может привести к панике". Обратной стороной ручных гранат было также то, что несчастные случаи были почти неминуемыми. В сражении 9 и 10 мая, например, солдат из 8-й роты бросил свою ручную гранату слишком рано, что дало британскому солдату время бросить её назад и тем самым разорвать немецкого солдата на куски. В другом случае солдат уронил полную сумку с ручными гранатами во время практического занятия за линией фронта, убив себя и трёх своих товарищей и ранив ещё двадцать. И всё же подобные инциденты были редкими. Солдаты полка Листа склонялись видеть позитивную сторону обладания ручными гранатами, как показывает рапорт о сражении при Лоос. В соответствии с рапортом ручные гранаты давали солдатам чувство, что они действительно могут возобладать над своими противниками в атаке. В сражении при Лоос ручные гранаты существенно повлияли на его ход для солдат объединённого подразделения из 16 и 17 полков. Те 5000 гранат, которые они бросили, придали им смелость броситься в атаку и очистить окопы британцев тем образом, что в рапорте полка Листа был назван "неистовым". И всё же следует иметь в виду, что атаки ручными гранатами часто выполнялись солдатами, вызвавшимися добровольцами для этой задачи. Таким образом, простодушная уверенность, которую ручные гранаты вселяли в солдат, вероятно, была феноменом главным образом среди свободно образовавшейся подгруппы солдат полка.

То же самое верно относительно ожесточения людей 16-го полка и Баварской армии в целом. Ожесточение определённо имело место среди некоторых людей в полку. Однако интересно, что наиболее яростные антибританские настроения исходили не от солдат в окопах, но, как подтверждает по крайней мере один случай, от находившегося в относительной безопасности вспомогательного персонала полкового штаба. 4-го августа Алоиз Шнельдорфер писал своим родителям:

Я продолжаю с затаённым дыханием ждать, когда мы начнём сражаться и принудим к миру [obs nicht bald losgeht, den Frieden zu erkampfen]. Я не верю, что англичане легко сдадутся, если их действительно не разбить… но им не над чем смеяться, потому что все здесь фанатично ненавидят врага.

Шнельдорфер приберёг особую ненависть по отношению к индийским солдатам, говоря о них, как о "проклятых дьяволах" и "фанатичных собаках", которых "никогда не следует брать в плен; их всех надо убивать". Однако, по крайней мере пока только меньшинство людей в полку выказывали признаки продолжающегося и устойчивого ожесточения. В любом случае неясно, почему широко распространённое ожесточение должно было случиться только в 1915 году или после него, если оно вообще имело место. Если ожесточение военного времени было результатом массовых смертей, то оно должно было произойти в 1914 году, поскольку первые несколько месяцев войны были среди наиболее кровавых во всём конфликте. Потери в сентябре 1914 года в вооружённых силах Германии были почти в пять раз выше среднемесячной величины в период от середины 1915 до середины 1916 года. Более того, как мы знаем от принца Руппрехта, деяния, которые легко превращались в возрастание ожесточения, определённо происходили в Баварской армии в 1914 году. С ясным умом Руппрехт отметил в своём дневнике, что эти действия были результатом не глубоко укоренённого антагонизма, а хаоса войны. Руппрехт не видел разницы между поведением баварских, французских и британских солдат. По одному поводу он отметил:

Снова случилось так, что несколько англичан было убито. Причиной этого было то, что после того, как большинство их подняло руки вверх, сдаваясь, другие начали стрелять снова, что чрезвычайно разозлило наших солдат, которые расценили такое поведение как коварный приём. Ситуация в действительности была гораздо проще: трусы подняли свои руки, храбрые продолжали стрелять после краткого перерыва, и трусы последовали их примеру, поскольку боялись, что в ином случае они будут убиты.

В другом случае Руппрехт отметил: "Сегодня снова случилось то, что раненые французские солдаты стреляли в санитаров с носилками! Явно кто-то сказал им, что немцы будут убивать всех раненых, которых они найдут. Результатом этого глупого поведения является то, что наши санитары действительно оставляют раненых французских солдат лежать на поле боя, поскольку не доверяют им, что те не станут стрелять".

Так что широко распространённое ожесточение должно было уже случиться в начале войны, не должно было быть никакого Рождественского перемирия в 1914, а военные зверства против предполагаемых партизан в первые недели войны не должны были прекращаться.

Конечно же, скверное обращение с военнопленными и их убийства определённо случались в полку Листа и в Баварской армии в целом в 1915 году. Более того, ожесточение и доброта могут, разумеется, сосуществовать в отдельных людях и сосуществуют. Однако, что имело значение, во-первых, это насколько широко было распространено ожесточение, другими словами, до какой степени произошло коллективное "звероподобное" действие большинства людей полка Листа; и во-вторых, мирились ли с жестоким поведением или даже поощряли ли его товарищи солдаты, равно как и баварские военные власти. По меньшей мере на основании случая в октябре 1915 года можно заключить, что не было широко распространённого потворствования насилию по отношению к военнопленным. В этом месяце пастор из какого-то баварского места писал кронпринцу Руппрехту, привлекая его внимание к инциденту, о котором один член его прихода рассказал своей семье. По словам пастора, солдат был свидетелем того, как один из его товарищей перерезал горло британскому военнопленному. На вопрос, почему он убил военнопленного, его ответ был таким: "Мне просто захотелось". Он также описывал и осуждал случаи, в которых британские военнопленные умирали от теплового удара, что было распространённым эвфемизмом для обозначения убийства военнопленных.

Было две причины, почему подобные инциденты не превратились в массовое явление: во-первых, то, что до сих пор не существовало всеобщей и устойчивой личной ненависти между британскими и немецкими солдатами, не считая необходимого антагонизма в пылу сражения, и во-вторых, что баварские военные власти старались всеми возможными средствами предотвращать убийства и плохое обращение с военнопленными. В середине октября командир 6-й запасной дивизии Густав Сканцони фон Лихтенфельс использовал инцидент, на который было обращено внимание Руппрехта, чтобы отдать указание полку Листа и всем другим воинским частям дивизии делать все, что они могут, для предотвращения плохого обращения с военнопленными:

Я ещё раз использую эту возможность, чтобы четко заявить о моём отвращении к какому бы то ни было скверному обращению с пленниками. Все командиры обязаны немедленно вмешиваться в случае возникновения подозрений о такой деятельности, которая недостойна германского солдата и совершается только животными ордами. Каждый солдат дивизии должен знать, что преступления в обращении с солдатами преследуются без пощады по закону, даже когда это может привести к обвинению в убийстве.