Из искреннего отвращения к политике Гитлера, разочарования или чувства обиды после его понижения Видеман продолжал дистанцироваться от Гитлера после начала войны.

Его дистанцирование началось с малых вещей, таких, как неотправление телеграммы с поздравлением Гитлеру с его днём рождения в апреле 1940 года. Однако он не остановился на этом, решив сделать себя доступным британской разведке. Используя свои британские контакты, Стефания фон Гогенлоэ устроила две встречи с сэром Вильямом Вайзманом, банкиром из Нью-Йорка на шестом десятке, который работал для британской разведки. Вторая и более решающая встреча прошла в присутствии Гогенлоэ 27 ноября 1940 года в номере Вайзмана в отеле "Марк Хопкинс" в Сан-Франциско, продолжавшаяся с 19:30 до утра следующего дня. После обмена любезностями они быстро перешли к делу, обсуждая, как можно закончить войну и как может быть установлен прочный мир. Не было пустопорожних разговоров. Вайзман прямо заявил, что "этот мир, чтобы он был прочным, не может и не будет заключён с канцлером Адольфом Гитлером". Видеман немедленно согласился, заявив, что только конституционная монархия будет иметь и легитимность, и стабильность, чтобы обеспечить длительный, стабильный и жизнеспособный мир, утверждая, что он "верит в то, что длительный мир может быть заключён", но "что этот мир должен быть заключён с сильной политической партией, возможно, с монархией, возглавляемой германским кронпринцем, а чтобы совершить это, существующий режим Гитлера должен быть уничтожен. В связи с этим он заявил, что Германия должна вернуться к монархической системе, потому что у существующей системы нет конституционных прав… будет необходимо вернуться назад и установить некую форму правления, основанную на конституции". Видеман потерял всю веру в бывшего полкового посыльного, отвечая на вопрос Гогенлоэ о том, думает ли он, что будет существенной разницей, если Гитлер будет устранён: "Очень существенной разницей". Гогенлоэ также полагала, что "еврейский банкир, друг Видемана, может быть способен помочь им в их предприятии".

По той же самой причине, по которой Видеман вступил во Freikorps в 1919 году, а именно для предотвращения большевистского переворота в Баварии, он теперь противостоял Гитлеру и обсуждал наилучшие методы устранения его от власти. Большевизм и национал-социализм Гитлера, доказывал Видеман, были всего лишь двумя сторонами одной монеты. Он "высказывал мнение, что кроме грандиозной борьбы между Англией и Германией существует ужасная борьба между большевизмом и национал-социализмом с одной стороны и капитализмом с другой … единственная разница между русским большевизмом и немецким социализмом в том, что русский большевизм интернационален, а немецкий социализм, с другой стороны, лишь национален. Во всём остальном … эти двое идентичны". В соответствии с тайной записью разговора, сделанной ФБР, Гогенлоэ, действовавшая переводчиком, когда Видеману было сложно адекватно выразить свои мысли на английском, сказала Вайзману: "Видеман говорит, что ирония судьбы состоит в том, что Гитлер, у которого было столько увлечённых им людей, и он получил их голоса и привёл их к обнищанию, сражаясь с большевизмом в Германии – он и был в действительности человеком, создавшим большевизм в Германии".

Хотя Вайзман полетел прямо в Вашингтон, чтобы встретиться со своими контактами в британском посольстве и уведомить лорда Галифакса, инициатива Видемана и Вайзмана ни к чему не привела, несмотря на то, что президент США Франклин Д.Рузвельт был проинформирован. Однако политическая эволюция Видемана даёт нам поразительное понимание того, что отношение к Гитлеру ветеранов полка не было жёстко зафиксированным и неизменным, но определялось изменением восприятия того, кем был Гитлер и что он поддерживал.

Через полгода после встречи с Вайзманом Видеман снова решил, что он должен что-то сделать против Гитлера. Он вызвался обеспечить всей имевшейся у него информацией о нацистском режиме один из журналов издательской империи Вильяма Рэндольфа Хёрста, наиболее успешного и знаменитого медиамагната Америки. Однако на предложение Видемана наложил вето государственный департамент США, поскольку заместитель госсекретаря Самнер Уэллес был против переговоров с Видеманом и, что более важно, беспокоился об опасности для положения представителей США в Германии, если немецкому дипломату и бывшему высокопоставленному помощнику Гитлера было позволено высказываться против него.

После того, как в июле 1941 года все германские консульства в США было приказано закрыть, Видеман отплыл обратно в Германию, где у него была неприятная двадцатиминутная встреча с Иоахимом фон Риббентропом, министром иностранных дел Гитлера, который, как мы видели, чрезвычайно недолюбливал Видемана. Не повидав Гитлера, Видеман был отправлен на должность в германском консульстве в Тяньцзинь приблизительно в 150 километрах к юго-востоку от Пекина – насколько возможно далеко от глаз Гитлера. В соответствии с информацией, полученной OSS, когда Видеман был в Германии, армейские офицеры говорили ему об отвращении к бессмысленным убийствам гражданских лиц на Востоке и что он заметил растущее возмущение в Баварии по отношению к северной Германии и антикатолицизму нацистского режима. Когда Видеман был в пути к своему новому назначению, директор OSS Вильям Дж.Донован спросил Рузвельта, полагает ли он "желательным в свете настоящей ситуации посмотреть, отречётся ли Видеман от своей партии". Однако в этом случае Белый дом и OSS решили не рассматривать далее этот вопрос.

При нахождении в Тяньцзине, чувствуя, что он вскоре должен будет покинуть тонущий корабль, Видеман уже приготовил заметки о своей службе в качестве адъютанта Гитлера, собирая инкриминирующие факты о Гитлере и других высокопоставленных нацистах.

***

Как мы интерпретируем поведение таких людей, как Видеман, или других из консервативного политического спектра, как например Оскар Даумиллер или Герман Корнахер, которые некогда поддерживали Гитлера, но затем дистанцировались от него? Долгое время этот вопрос был безнадёжно политизирован, когда поколение, жившее во время Третьего Рейха, ретроспективно создало версию их собственного соучастия с нацистским режимом, что чрезмерно подчёркивало сопротивление. Это продолжало сильно политизироваться, поскольку дети тех, кто был вовлечён в нацистскую Германию, старались склонить их оправдывать их вовлечение. Однако по мере того, как конфликт между поколениями 1933 и 1968 перестал доминировать в публичных дебатах, стало гораздо легче объяснить в неморалистических терминах сотрудничество немцев с режимом Гитлера – сознательное или бессознательное, добровольное или принудительное, информированное или неинформированное, идеологическое или оппортунистическое, основанное на сговоре или воинственное.

Долгое время существовали тенденции изображать католическую среду, из которой пришло большинство людей полка Листа, как принципиально не отличающуюся от нацистов из-за отсутствия в ней коллективных действий против преступлений, совершённых при режиме Гитлера, и рассматривать консерваторов как по существу такими же, как национал-социалисты, вследствие их роли в приведении Гитлера к власти. Эти взгляды потеряли большую часть своей убедительности. Мы знаем теперь, например, что хотя ключевая ответственность за приход Гитлера к власти лежит на голосовавших за него и на консервативном истэблишменте, причина того, почему было столь мало консервативного сопротивления Гитлеру вплоть до разгара войны, в большой степени была результатом принудительных мер и насилия против ключевых консервативных фигур в 1933 году, тем самым представляя консервативные институты бессильными.

***

Начальная идеологическая дистанция между такими людьми, как Видеман и Даумиллер с одной стороны, и Гитлером с другой, за которой последовала поддержка Гитлера, и конечное сопротивление ему предполагают, что никогда не существовало согласованности между их идеологиями. Скорее это указывает на то, что они всегда рассматривали поддержку Гитлера как "просто" средство продвижения своих собственных политических убеждений, что нисколько не снимает с них ответственности за преступления, совершённые при Гитлере. Хотя действия германских консерваторов были основными в приходе Гитлера к власти, Третий Рейх не был обязательно суммой индивидуальных намерений и предпочтений всех немцев, которые прямо или косвенно внесли свой вклад в назначении Гитлера канцлером Германии. Политические деятели регулярно ведут себя в зависимости от обстоятельств, часто создавая новые политические режимы и институты, лишь отдалённо соотносящиеся с результатами, ожидаемыми большинством вовлечённых деятелей.