Весь фронт был пропитан этим ядом, который посылали из дома неразумные женщины, ни на мгновение не подозревавшие о том, что шансы противника на окончательную победу тем самым усиливались или что страдания их собственных мужей на фронте тем самым продлевались и становились более суровыми. Эти глупые письма, написанные немецкими женщинами, в конечном счёте привели к потерям сотен тысяч жизней наших мужчин.

Хотя Гитлер заявлял, что была существенная разница между моральным состоянием людей в его полку и людей, встреченных ими в армейском госпитале, в действительности описание Гитлера солдат, с которыми он вступил в контакт в Беелитце, близко напоминает описание солдат полка Листа в период его отсутствия, как проясняют случаи солдат таких, как Фридрих Хофбауэр.

У начальников Хофбауэра никогда не было проблем с 38-летним хозяином трактира и торговцем скотом из Пассау в Нижней Баварии. Служа во 2-й пулемётной роте полка Листа, он всегда делал то, что ему говорили. Тем не менее, ужасы Соммы оставили глубокие шрамы в душе этого отца двух детей.

Никто не знал того, как люди, подобные Хофбауэру, будут действовать после Соммы, когда выжившие в сражении были перемещены на новый сегмент фронта, где они будут находиться до начала февраля 1917 года. Хофбауэр теперь оказался в германских окопах на полпути вверх по водоразделу Вими в 30 километрах к югу от Лилля. В отличие от водоразделов у Мессинес или у Фромелле этот был огромным. Их противники сравнивали его с гигантским китом. С позиций полка на склоне, обращённом к противнику, Адольф Майер, который недавно стал офицером разведки полкового штаба, мог в ясный день далеко видеть неоккупированную Францию, поскольку гряда водораздела Вими неожиданно поднимается на почти плоской местности. Он мог видеть панораму промышленных городов, окружённых полями и лесами, и усеянную церквями и копрами шахт, а также холмами шлака, выглядевшими на расстоянии почти как сахарные головы. Полк теперь был рядом с сердцем одного из наиболее важных угольных бассейнов Франции. Огонь британских и французских войск по гряде во время предыдущих попыток захватить её был настолько разрушительным, что новый "дом" 16-го полка выглядел местами, как и поле битвы на Сомме, подобно лунному пейзажу; сверху гряды не оставалось ничего, кроме обугленных остатков стволов деревьев. Некоторые воронки были столь огромными, что баварские снайперы и их противники занимали позиции на противоположных сторонах краёв воронок.

Хофбауэр и солдаты 16-го полка всё ещё стояли против британских позиций, которые занимали канадские войска. Их служба на гряде Вими началась как относительно тихий период времени, который полностью подходил для истощённого, заурядного и обыкновенного полка. Было мало перестрелок, поскольку обе стороны старались сберечь боеприпасы на "тихих" участках фронта. Тем не менее 28 октября, лишь через две недели после того, как Хофбауэр был выведен из кровавой бойни сражения на Сомме, он сломался. Получив приказ встать в охранение на краю одной из воронок от мин, он раз за разом отказывался выполнить распоряжение, говоря, что он не хочет, чтобы его голову оторвало. Сержант, отдавший приказ, пытался запугать его, чтобы тот сделал, как ему было приказано. Он назвал Хофбауэра "печальным клоуном" (trauriger Hanswurz) и "тряпкой" (Schlappschwanz), и сказал ему, что пристрелит его, если тот не выполнит приказ. Запугивание не сработало. Единственным ответом Хофбауэра было: "Что ты хочешь? Застрелить меня? Я не верю, что ты сможешь сделать это".

Случай Хофбауэра был далеко не единственным. Йозеф Ляйхер, чья дисциплина была "безупречной до Соммы", уже прекратил исполнять свои обязанности двумя днями раньше, чем Хофбауэр. Солдат, у которого в бою были убиты два брата, просто отказался идти в окопы, заявив, что он не хочет закончить жизнь так, как закончили его братья.

Несмотря на тот факт, что в ноябре были убиты "только" шестнадцать человек, подобные случаи не прекратились. Например, Алоиз Мюллер, рабочий из Мюнхена, говорил ротному писарю своей части, находясь в резерве, что "ни при каких обстоятельствах он не пойдёт в окопы". На следующий день командир его роты лично приказал ему идти в окопы позже в этот день. В конечном счёте, однако, Мюллер решил остаться в койке. Получив после этого приказание явиться к командиру роты, он просто улёгся перед строем всех своих товарищей, которые стояли в готовности отправиться в окопы, и повторил, что он не пойдёт с ними. Мюллер никак не выказал, что озабочен тем, что его могут посчитать предателем за такие действия.

Мюллер разделял это настроение со многими из своих товарищей. Например, когда Макс Бентенридер, 21-летний солдат из сельской местности Баварии, служивший в 1-й роте, ушёл в самоволку, ему помогли его товарищи, так же, как и в случаях со многими солдатами, дезертировавшими перед битвой на Сомме. В первую ночь один из товарищей Бентенридера в 3-й пулемётной роте 16-го полка приютил его и скрыл в своём жилище в деревне за линией фронта, а следующий день Бентенридер провёл с солдатами из своей собственной роты поблизости Дуайи, прежде чем сесть на следовавший в Германию поезд. На остановке в Люксембурге он был арестован. Спустя несколько недель его брат написал ему письмо, рассказывая, что люди в его деревне думали о войне, и заверяя его в их поддержке: "С начала и до конца это лишь большой обман; все говорят так, как Гуго [Зидер] написал и сказал мне. Он хвалит тебя. Если война вскоре не закончится, он сделает то же, что ты". Между тем другой солдат сказал своему офицеру, что он больше не хочет служить в полку Листа: "Я хочу в тюрьму. Я предпочитаю быть там, потому что там я не должен рисковать своей жизнью".

Недовольство росло даже в полковом штабе. Алоиз Шнельдорфер писал своим родителям: "Я не пойду вперед в следующем сражении", если он не получит отпуска чтобы посетить их после тягот Соммы, где вынужден был непрерывно, день за днём ремонтировать телефонные кабели под сильным огнём противника. Он говорил своим родителям, что "после битвы на Сомме" он стал "другим человеком", в особенности поскольку он предчувствовал, что те, кто мог лестью проложить себе путь наверх с офицерами, получат весь почёт, в то время как те, кто в действительности рисковал своими жизнями, почти игнорировались. Двумя днями позже он написал, что хотел бы, чтобы те, кто ответственен за войну, сами почувствовали, что такое линия фронта, заключая: "К чёрту войну… Долой военных, они не нужны нам".

Даже в относительно тихих условиях гряды Вими поздней осенью 1916 года, мало что указывало на то, что полк Гитлера восстановился от битвы на Сомме. И тихие условия не собирались продолжаться вечно. Неведомо для солдат 16-го полка, даже несмотря на то, что лишь тринадцать человек были убиты в декабре, планы, разрабатывавшиеся британцами и французами для гряды Вими, были намерены покончить с "тишиной" в этом секторе. В декабре было отмечено усиление вражеской активности. Интенсивный огонь из миномётов, очень активная воздушная разведка противника, а также звуки прокладки вражеских туннелей под землёй, были явным знаком того, что что-то затевается вблизи с новым "домом" полка. Только в первую неделю по позициям 16-го полка было выпущено 4000 снарядов из миномётов. Ничто из этого не помогало восстановлению боевого духа.

В декабре условия на склонах гряды Вими постепенно и быстро ухудшались. В условиях дождливой зимы и сильных обстрелов стенки окопов и входы в блиндажи полка Листа разрушались всё более часто, каждый раз создавая риск погребения заживо солдат в окопах под холмами грязи. Более того, по ночам неестественно жирные крысы бегали по телам спящих людей 16-го полка или глодали мёртвые тела. Липкая грязь, покрывавшая всю местность, делала хождение почти невозможным. Прошло немного времени, и температура упала, а мороз превратил грязь в подобие гранита. Были случаи, когда солдаты получали ранения от разлетавшихся осколков земли. На протяжении всей зимы влага, холодный туман, снег, гололёд и дождь были постоянными спутниками как баварских, так и канадских солдат.