Я постучал по микрофону, проверяя, включен ли звук, затем попросил внимания всех присутствующих. Энцо шагнул в мою сторону, и люди быстро замолчали, все взгляды устремились на меня, за исключением детей, которые продолжали играть на заднем плане.

— Я хочу поприветствовать вас в своем доме, — тепло сказал я. — Прошло много лет с тех пор, как мы собирались с таким размахом, и мы надеемся, что это снова станет традицией. Мы все сильнее в дружбе, чем когда мы враждуем друг с другом. Каждый из нас должен внести свою долю в это новое движение к гармонии. Именно в этом ключе я хотел бы объявить о своей помолвке с потрясающей Марией Дженовезе. — Я протянул руку в ее сторону и был рад, когда она сжала мою в ответ и встала рядом со мной.

Толпа разразилась аплодисментами. Если Марии и было не по себе от такого внимания, она этого не показала. Ее лицо озарила лучезарная улыбка, а тело наклонилось настолько, что она прижалась к моему боку.

— Спасибо, спасибо. Мы надеемся, что наступит новая эра процветания и мира между всеми нами. Пожалуйста, наслаждайтесь вечеринкой и еще раз спасибо, что пришли. — Я поднял микрофон, как бы поднимая тост за наших гостей, и все они снова зааплодировали, повернувшись к своим соседям, несомненно, чтобы обсудить то, что они только что узнали. Слишком занятые своими попытками посплетничать, они не заметили, как Мария выдернула свою руку из моей в тот момент, когда внимание было переключено на что-то другое.

Я сохранил улыбку на лице и повернулся к своей невесте. Она больше не походила на ту энергичную женщину, которая присоединилась ко мне на нашей импровизированной сцене несколько секунд назад. Кровь почти полностью отхлынула от ее лица, кожа стала пепельной, губы разошлись, и она делала неглубокие вдохи-выдохи. Ее взгляд был неподвижен, но когда я попытался расшифровать, на что она могла смотреть, то увидел только детей, играющих на лужайке за столиками.

Шагнув к ней, я перехватил ее взгляд. — Что случилось?

— Мне... мне нужно уйти. Мне нужно уйти отсюда. — Ее голос был неистовым, от нее исходили волны паники.

Я не был уверен, что, черт возьми, произошло, но я не собирался добиваться ответа в разгар вечеринки. Снова взяв ее за руку, я повел ее обратно в дом и по коридору в свой кабинет, закрыв за нами дверь.

Мария прошла к кожаному дивану и улеглась на него, как краб, забравшийся в свой панцирь.

Я дал ей немного пространства, подошел к хрустальному графину и налил каждому из нас по паре бокалов виски. Она с готовностью приняла мое предложение, выпив янтарную жидкость так, словно это был яблочный сок.

— Не хочешь рассказать мне, что это было? — Я удержался от осуждения или обвинения в своем вопросе, надеясь получить ответы, а не гнев.

Цвет вернулся к ее лицу, но ее глаза отказывались встретиться с моими. — Это было... это было... — Она сделала паузу и собралась с мыслями, покачивая головой, словно споря сама с собой. — Меня просто ударило, что все это реально, вот и все. — Ее голос был безжизненным и сиплым от выпитого спиртного.

— Если это так расстраивает тебя, почему ты вообще согласилась на это? — Вопрос не был агрессивным. Мне действительно было любопытно, почему она согласилась на брак.

Наконец, ее полные злобы глаза нашли мои. — Потому что я верная. Потому что я готова на все ради своей семьи. — Снова обретя себя, ее голос вновь обрел железную твердость.

— Ты считаешь, что наш брак ставит под сомнение твою верность?

— Нет. Я Дженовезе и Лучиано.

— Пока мы не поженимся. Тогда ты будешь Де Лука и Галло.

Она ничего не ответила, но ее непоколебимый взгляд ответил за нее. Она скорее умрет, чем станет кем-то из них.

Меня не должно было волновать, что она чувствует. Это не имело никакого отношения к моим планам и будущему моей семьи, но, похоже, это не имело значения. В глубине моего нутра зашевелился змеиный гнев. Я сжал кулаки, воздерживаясь от того, чтобы схватить ее и встряхнуть ее упрямые мозги.

Что именно я хотел, чтобы она поняла? Что она хотела меня? Что в жизни есть вещи и похуже, чем возможность стать моей? Я понял, что хочу, нет... должен проникнуть под ее кожу и разрушить кирпичную стену ее решимости. Мне нужно было увидеть, как она разрывается и предлагает себя мне, как жертвенного ягненка. Мне нужно было сделать ее настолько глубоко своей, чтобы она видела меня, когда смотрелась в зеркало.

Я сократил расстояние между нами, прижав ее к спинке дивана.

Ее глаза расширились от тревоги, но она не сопротивлялась, несмотря на дикий блеск в моих глазах. Я опустился на одно колено рядом с ней и опустил лицо, чтобы провести губами по раковине ее уха. Ее дыхание дрогнуло.

— Ты думаешь, я — худшее, что могло с тобой случиться? Я уверен, что ты могла бы справиться и с гораздо худшим. — Когда я отстранился и встретился с ней взглядом, ее привычный огонь вернулся.

Она хлопнула руками по моей груди, отталкивая меня, а затем встала со мной лицом к лицу. — Я прекрасно знаю, насколько мерзкими вы, мужчины, можете быть.

— Вы, мужчины? Значит, это не только я, а весь пол?

— Какое это имеет значение для тебя? Я думала, это бизнес? — прошипела она, сверкая глазами.