— А-а, всё понятно: англичане решили таким образом «помочь» вам в исследованиях новых морских путей. Михаил Константинович, а вы у самих англичан, ну… у купцов, партнёров ваших, спрашивали, надобны ли они им, новые пути? Неподконтрольные им?… Нет? Тогда чего вы ждали?

— Как чего? Разумеется, ответной поддержки.

— В таком случае я вам завидую.

— В чём же?

— Вы продолжаете доверять людям. Возраст у вас не маленький, и вроде бы вы даже с европейцами дела имели, но почему-то верите им на слово. Я вот, порасспросив представителей питерских газовых компаний, за углём в Англию направил людей сведущих. Пусть они проконтролируют отгрузку, мне в делах задержки не нужны.

— Да-а… а ещё про меня говорят: американец. Нет, теперь я вижу, что настоящий американец — это вы.

— О, нет, только не американец. — Новое прозвище рассмешило меня. — Я просто золотой мальчик, а всё остальное лишнее.

Тут уже рассмеялись все, особенно Михаил Константинович старался — хохотал с истинно купеческим размахом.

Отсмеявшись, Сидоров поинтересовался:

— Вы, как понимаю, тоже северными путями заняться хотите. И каким же образом, позвольте узнать? Нашим чиновникам их полезность доказать чрезвычайно тяжело. Я уйму докладов прочитал и в Обществе для содействия русской промышленности и торговли, и в Обществе для содействия русскому торговому мореходству, и в Императорском Русском географическом обществе, и в Императорском Вольном экономическом обществе.

— А не надо никому ничего доказывать. Знаете, я вообще стараюсь вкладываться в проекты, неподконтрольные госорганам. Хочешь сделать доброе дело — сделай его сам, не поручай другим и не надейся на помощь сверху. Даже благотворительность я предпочитаю сочетать с пользой для своего дела: школы заводские открываю и порядки в них свои устанавливаю. Скоро я и мореходными школами займусь, потом и суда свои построю.

— Хо-хо, свои суда дорого встанут.

— А я партнёров выбирать умею. В семьдесят втором году мы на красноярской судоверфи построим суда с железными корпусами для купцов Кузнецова Петра Ивановича и Сибирякова Михаила Александровича. Соответственно, для этих судов надо будет подготовить экипажи, затем одно из них пойдёт своим ходом на Лену, а второе — в Петербург, Северным морским путём.

Сидоров задумчиво покивал головой.

— Вы, я погляжу, не мелочитесь. Всё с миллионщиками дела ведёте.

— Не только, Михаил Константинович, не только. Правда, надеюсь, со временем все мои партнёры миллионщиками станут.

— Вот даже как! — усмехнулся купец, — Что ж, не удивлюсь, коли так и будет.

Далее мы ещё о многом говорили, но киса, хоть и слушала нас долго и внимательно, в результате всё же дискуссию остановила:

— Господа, умоляю, на сегодня хватит говорить о делах. Давайте их оставим и отвлечёмся, ведь с вами дама. Александр, я хочу услышать новую песню.

Ха, как же без этого! Так и подозревал, что петь придётся, поэтому заранее песенку заготовил. Зная, что Михаил Константинович увлекается Севером и всем, что с ним связано, я решил удивить одновременно и его, и кису. Сперва собирался под гитару петь, но во время беседы заметил более подходящий инструмент — шаманский бубен.

— Баронесса, а хотите экзотику? Поверьте, такого вы нигде не услышите.

— Хочу.

Я встал, подошёл к шаману и молча указал на бубен. Тот просто слегка кивнул, — очевидно, гости не раз уже просили посмотреть столь диковинный инструмент. Взяв бубен, я несколькими ударами оценил его звучание. А ничего, звук сочный, для моих целей годится. Эх… сначала я лишь о песне думал, но теперь, пожалуй, вспомню и поучения старика Хоттабыча — шамана, что у нас в Красноярске проживал.

Как оно там начинается-то? Надеюсь, не забыл. Я принялся потихоньку постукивать по бубну, стараясь войти в ритм, затем начал бить сильнее и запел, как Хоттабыч учил. Кажется, на шаманском языке это называется пожелание добра дому, ну или что-то типа того. Приплясывать я не стал (не к месту), но оттарабанил всё приветствие безупречно, а потом ускорил ритм, чтобы он соответствовал песне, которую намереваюсь спеть. И:

Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам,

Белой шкурою медвежьей брошу их к твоим ногам.

По хрустящему морозу поспешим на край земли

И среди сугробов дымных затеряемся в дали. Э-гей…

Получилось, конечно, не как у Кола Бельды**: у него всё-таки оркестр был, а у меня — только бубен, под него не разгуляешься. Но вроде и я не сплоховал, вон какие лица у кисы и Сидорова изумлённые.

Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним

И отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю.

Ты узнаешь, что напрасно называют Север крайним,

Ты увидишь, он бескрайний, я тебе его дарю*.

*Песня «Увезу тебя я в тундру», композитор Марк Фрадкин, стихи Михаила Пляцковского (прим. автора).

**Один из исполнителей песни «Увезу тебя я в тундру» (прим. автора).

Когда я закончил, и баронесса, и Михаил Константинович ещё несколько секунд ничего не могли сказать, пребывая в ошеломлённом состоянии; я даже успел отдать бубен и сесть на своё место. Первой очнулась киса и, посмотрев на меня каким-то странным взглядом, произнесла:

— Александр, вы полны загадок и сюрпризов.