— Мы делаем свою работу в тени звезд, — голос варвара начинал крепнуть по мере того, как он проговаривал их догму. — Делаем работу в свете галактик, на перекрестках миров. В тени руин пропавших народов. В пламени сгоревших звезд. В свете мертвых галактик мы идем, чтобы возвеличить тень…

Варвар отнял руку от раны, приставил лезвие топорика к своей шее, и резанул по горлу. Хорошее лезвие, наточенное, но силы у него было недостаточно, чтобы из такого неудобного хвата провести им по шее достаточно глубоко.

Поэтому он умирал еще долго, почти минуту.

Мы не мешали.

— Фанатики. Где же их так сражаться то научили, не пойму. Это ведь значит, что тут кто-то их готовит не первое поколение, но это также значит, что кто-то тут с ними воюет. Эти опытные, такой опыт невозможно наработать, просто вырезая простых рыбаков вдоль побережья. Там, где-то сильно дальше, чем я заходил, есть не только эти фанатики, но и те, кто им сопротивляется.

— «Если ты живешь на берегу, значит — ты и есть сопротивление», — перефразировал я.

— Ты уже готовишь лозунги для собственной армии? — спросил Идрис. — Смотри, опасное занятие. Затягивает, потом приходится следить за всеми, присматривать.

— Да нет, обойдемся без этого. Просто вспомнилось, — ответил я.

Трупы отправились в море. Оружие — в тайник. Я добавил к своему арсеналу два топорика от своей последней жертвы и несколько небольших ножей. Праща испорчена окончательно, времени, чтобы делать новую не оставалось. Одну такую веревку из крайне непрочных водорослей сделать — нужен не один день, и то, если есть опыт. Сначала плести мелкие тонкие веревочки, все время добавляя стебли, и не абы какие, а строго из определенных видов морской травы. Потом перевивать их в более толстую заготовку, потом еще и еще, минимум четыре раза, а чаще нужно было сделать шесть подходов, прежде чем такая веревка смогла бы хоть что-то держать.

Тяжелее плести было только леску для снастей.

Мы стояли на берегу, и смотрели на волны и бурлящие в них завихрения — рыбы воевали за внезапно упавшую на них с неба добычу. Думаю, опьяненные таким богатством, многие маленькие хищники там, на глубине, сейчас становились жертвами более крупных. Там, спрятанный за рябью и волнами, шел свой пир, где пирующие неожиданно могли сами оказаться блюдом на столе.

Одно лишь хорошо — там точно не было фанатиков. Только борьба за еду.

Я поднял взгляд дальше — к горизонту. Мы ведь понятия не имели, что происходит там, в глубине. Вся цивилизация жалась здесь к берегу, абсолютно вся. Какие чудовища плавали там, вдали, не приближаясь к суше просто потому, что для них здесь могло оказаться слишком мелко.

Иногда этих громадин, уже мертвых, выбрасывало на берег. Их туши могли гнить месяцами, подходить к ним не решались, но зато потом, когда гниение заканчивалось и на берегу оставались лишь кости, вот тогда приходили люди и разбирали скелеты этих громадин, полностью. В отсутствие деревьев это был очень ценный материал, тем более таких размеров.

— Вопрос один, — произнес Идрис, глядя на буруны, — нападем с ходу, сегодня ночью, или завтра утром. У них ушел второй отряд, они будут настороже.

— Как думаешь, сколько времени они дали этому патрулю на проверку? Время до вечера или все же с ночевкой? Когда они ждут их назад? Сегодня или завтра.

— Думаю, ждут сегодня. Думаю, раз они так быстро послали новый патруль на поиски, они не расслабляются, и ожидали, что либо второй патруль быстро найдет первый, или поймет, что с ним стало, либо не найдет, но все равно вернется.

— Тогда надо идти прямо сейчас и нападать даже раньше. Не стоит дожидаться, пока они окончательно насторожатся. Мы не знаем, чем это может закончится. Они могут собраться и отступить. Или пойти на поиски всеми силами. Могут уничтожить всех рабов, просто так, на всякий случай, чтобы не оставлять никого у себя за спиной. Сейчас нельзя давать им опомниться. Пока — они еще только немного насторожились. Вечером — они будут бить в набат. Посылать за помощью, если она у них есть.

Идрис покивал, не отрывая глаз от волн.

— Сейчас, так сейчас. Тогда идем. Также, как и раньше, я обойду бухту, пару часов мне хватит, и начну с той стороны. Похороним их всех.

Похороним их всех. Пусть это будут фанатики, но для меня это — лишь еще одна громадная мертвая туша. Мне нужно лишь помочь, чтобы ее выбросило на берег, и забрать все кости, которые я смогу найти.

Чтобы создать фанатика, нужно не так уж и много. Регулярные, многочасовые молитвы или медитации — тут уж будет зависеть от мира. Полное погружение в процесс, самое главное — даже не то, насколько он, фанатик, и его окружение верит в основную догму, какой бы она ни была. Самое главное другое — чтобы на бытовом уровне не существовало альтернативного мнения. Оно должно быть, даже обязательно, но не здесь. Где-то там, далеко. Когда придет время, именно туда и придется идти, огнем и мечом, автоматами и напалмом, выжигать все это инакомыслие. Защищать святыни.

Но вокруг, в обыденности, инакомыслия быть не должно. Догма не должна шататься. Она должна стоять монументально, столпом, и никакая буря не должна ее затронуть. Люди вокруг мрут как мухи от болезней — они недостаточно верят. Сколько ты ни молишься, но прозябаешь в нищете? Само то, что ты думаешь не о боге, или вере, или цели пути, а о своем благосостоянии — и делает тебя нищим.

Четыре часа на коленях в церкви? Да, это маловато, но нужно еще успеть заработать на еду. Это пророк позволил отлучаться, он милостив, этот пророк, он понял, что людям надо есть.