— Милая Иржина, — проговорил я, стараясь придать своему голосу уверенности, — я понимаю, что ты отдала мне больше, чем просто свою любовь. Ты доверила мне не только чувства, но и свою безопасность, свою жизнь, и, поверь, это не может остаться без ответа с моей стороны. И я постараюсь сделать для тебя все, что от меня зависит. Но, ты должна понять, что я тоже нахожусь в плену обстоятельств, которые нас окружают. Я сейчас всего лишь боец на войне. И жизнь моя, как и жизни моих солдат, зависит от череды случайностей, от действий противника и от шальных пуль. Потому я не могу гарантировать полную безопасность даже себе, но могу предложить тебе всю свою поддержку и преданность.

Она снова посмотрела на меня, промокнув слезы, и я увидел, как в ее прекрасных глазах борются противоречивые чувства. Я шагнул ближе, но она опять отстранилась, словно не могла позволить себе быть сейчас уязвимой.

— Ты говоришь мне о поддержке и преданности, Андрэ, — произнесла она с горечью, — но что значат сейчас эти слова в нашем мире, полном убийств и войны, предательства и страха? Я чувствую себя в эти дни, словно беспомощная птица в клетке, и каждый выстрел, который я слышу, как и каждый убитый солдат, которых я увидела за эту поездку в немалом количестве, напоминают мне о том, что мои надежды, свобода и благополучие могут оказаться всего лишь иллюзией. Я оставила все, бросила свой привычный уютный быт, и теперь, когда я нахожусь здесь, посреди этих руин, то не знаю, что со мной будет дальше. И потому я боюсь…

Я снова нежно привлек ее к себе, обнял и поцеловал. И она, казалось, немного успокоилась. Но, я понимал, что внутреннее смятение Иржину все-таки не отпустило, а потому было необходимо переправить ее в безопасное место. И сделать это следовало поскорее. Поскольку я и сам тоже испытывал страх, боясь грядущего прямого столкновения с войсками знаменитого наполеоновского маршала Мюрата, прославленного многочисленными победами.

Наступил очередной зимний вечер, и в темноте наш лагерь в чумном монастыре быстро сворачивался. Костры по-прежнему горели, освещая местность оранжевыми всполохами пламени, отражающегося от белизны снежного покрова. Но людей возле них с каждым часом оставалось все меньше. Через деревянный мост, который саперы графа Йозефа Бройнера-Энкровта только что закончили мастерить, речку медленно преодолевали обозные телеги и многочисленные трофейные лошади. А военные инженеры саперной роты тщательно следили за тем, чтобы тяжело нагруженные телеги проезжали по временному мосту по одной, не превышая допустимую нагрузку на хлипкие деревянные конструкции.

Устанавливая мостовые сваи, изготовленные из толстых бревен, саперы разбили ледовый покров. Потому солдаты переходили замерзшее русло реки подальше от моста гуськом, осторожно ступая и держась на расстоянии нескольких шагов друг от друга. Морозец был слабым, отчего лед все еще не набрал достаточную прочность. И унтер-офицеры тщательно следили за тем, чтобы бойцы не сбивались вместе. Иначе скопление людей хрупкий лед мог не выдержать.

Я стоял на виду переправы, наблюдая, как повозки с беженками переезжают через новый мост при свете костров, зажженных по двум его сторонам на берегах реки. Простившись с Иржиной, я даже испытывал некоторое облегчение, поскольку ответственность за жизнь этой женщины лежала у меня на душе серьезным грузом. И теперь, когда баронесса оказалась на другом берегу, откуда по дороге до Здешова недалеко, она уже будет в гораздо большей безопасности, чем в этом временном лагере среди монастырских развалин. Во всяком случае, я очень на это надеялся.

Я вспомнил, как Иржина, прощаясь, сжала в руке свой кружевной платок, как она смотрела на меня с искренностью, которую я не мог игнорировать. И я чувствовал, что в этом мире, где идет война, и человеческие жизни стали разменной монетой, я не могу просто оставить ее на произвол судьбы. Но, что я мог изменить? Я не был ни супергероем, ни волшебником. Я был лишь обыкновенным попаданцем, оказавшимся на распутье. И мне приходилось делать нелегкий выбор между войной и миром: предать австрийцев и сбежать прямо сейчас, а дальше полагаться на удачу и милость французов, если они меня поймают, или остаться и воевать вместе с союзниками до конца, не имея ни малейшего представления о том, что из всего этого заговора, затеянного австрийцами, окружавшими меня, выйдет. И я все-таки выбрал войну.

Подумав об этом, я вспомнил о своих собственных страхах, когда только-только оказался в 1805 году и не понимал еще, как смогу прижиться здесь. Ведь мне казалось тогда, что легко потеряю себя в этом хаосе другого времени, где очень трудно будет мне найти смысл в том, что происходит вокруг. Но, я, кажется, справился. Снова взглянув вокруг: на новый мост, на повозки, медленно двигающиеся по нему, на солдат, переходящих по льду замерзшую речку, я осознал, что и каждый из людей в какой-то мере является попаданцем, преодолевающим свои собственные трудности в этом жестоком мире от рождения до смерти. И главное — это найти в себе силы продолжать идти дальше, несмотря на все преграды, которые ставит на пути судьба.

Среди звуков сворачивающегося лагеря и солдатской суеты выделялся своим бездельем толстяк Леопольд Моравский. Он стоял у костра недалеко от меня и ждал, когда слуги все подготовят и позовут его, чтобы забраться в повозку и эвакуироваться. Лицо виконта озарял свет пламени. И мне казалось, что Леопольд погружен в свои мысли, которые уводили его далеко от этого места. И в глазах у этого толстого усача читалась глубокая печаль.

— Еще раз прошу простить меня, князь, — пробормотал он, увидев меня. И я понял, что Леопольда до сих пор мучает совесть. А он продолжал говорить мне вполне искренне:

— Простите, я правда не понимаю, как же мог забыть о правилах чести и приличий, о том, что действительно важно. Когда я выпью слишком много, то теряю свое достоинство, а потом мне всегда очень стыдно. Но, уверяю вас, это больше не повторится. Просто так подействовал на меня весь этот трудный поход. Я никогда в жизни не видел вокруг себя столько убитых и раненых людей…

Причитания толстяка выглядели мерзко, потому я прервал его:

— Знаете, что, виконт, несмотря на все испытания, которые все мы переживаем в этом походе, каким бы трудным он для вас не был, нельзя забывать о том, что вы все-таки человек, а не свинья.