— Мы не можем позволить себе паниковать! Французы могут быть сильны, но они не знают нашего боевого духа, нашего единства. Мы же теперь сражаемся не просто за нашу землю, а за возрождение Великой Моравии!

Взгляд австрийского майора встретился с моим, и в его глазах я увидел ту же решимость, что присутствовала и в моем сердце. И Вильгельм произнес, обратившись ко мне:

— Князь, мы с вами союзники, братья по оружию. А потому все мы сейчас связаны одной нитью, которая не может быть разорвана страхом перед могуществом неприятеля. И я знаю, что если мы будем действовать слаженно, то сможем одержать победу.

Утвердившись в том, что предстоит действовать сообща, австрийские офицеры начали вносить предложения по организации обороны. Мы согласовали расстановку артиллерии, расположение стрелков и укрепление позиций на флангах. Каждый австрийский офицер, переданный в мое распоряжение, знал, что его жизнь теперь зависит не только от его личной храбрости, но и от того, как мы сможем сработаться. Но, меня радовало, что мы начали работать вместе быстро и слаженно, без всяких споров и препирательств, а каждый австрийский офицер четко знал свою роль.

Пока мы готовились к сражению в штабном шатре, я не мог избавиться от мыслей о баронессе. Я вспоминал каждый миг, проведенный вместе с ней, а мой разум был наполнен ее образом, ее улыбкой, ее милым голосом, ее нежными прикосновениями. Я поймал себя на мысли, что в этом мрачном суровом мире войны она стала моим светом и моей путеводной звездой. Я знал, что если мы выстоим, если сможем отбиться у этой переправы от французов Мюрата, то я смогу вернуться к Иржине, чтобы обнять ее снова. И это придавало мне сил.

Разведчики, как всегда, принесли дурные вести неожиданно, ближе к полуночи. Когда гонец от них спешился возле штабного шатра, его бледное лицо выражало тревогу, и он доложил:

— В нашу сторону из лагеря возле от Вестина по лесной дороге выдвинулось не меньше полка кавалерии. Но, французские всадники движутся медленно. Их кони идут в ночи шагом. Впереди пехотинцы освещают дорогу факелами, проверяя ее, чтобы лошади не попали ногами в колдобины.

Я почувствовал, как холодок пробежал по спине, но сжав кулаки, заставил себя оставаться спокойным, понимая, что сейчас многое зависит от моего хладнокровия.

— Расставьте солдат по местам, как мы условились, и готовьтесь к бою! — приказал я офицерам, стараясь говорить с уверенностью. Внутри меня разгоралось пламя решимости. И я понимал, что австрийские офицеры считают меня авторитетом в военном деле. Они верили в меня, как и я верил и в них, и в военный талант Дорохова. Других офицеров у меня просто не было. И потому я не имел права показать сейчас слабину.

Готовясь к сражению, я хорошо понимал, что на этот раз противник для меня предполагался весьма серьезный. Мне даже становилось не по себе от мыслей, что придется биться с подобным историческим персонажем. Ведь Мюрат вошел в историю, как персона весьма одиозная, не менее знаменитая, чем сам Наполеон. За время наполеоновских войн маршал приобрел репутацию удалого кавалериста, храбрость которого граничила с безумием. И я лихорадочно пытался вспомнить об этом человеке все, что знал.

Иоахим Мюрат, как звучало имя этого наполеоновского маршала на немецком, или Жоашен Мюра, как звали его на французском, родился в 1767 году где-то в Гаскони, словно мушкетер Д’Артаньян. И, словно Арамис, он обучался в духовной семинарии, откуда сбежал, поступив рядовым в конные егеря. Правда, проявив себя недисциплинированным и буйным в драках с сослуживцами, из егерской кавалерии Мюрат был уволен уже через пару лет. Но, тут случилась Французская революция, и он снова успешно продолжил военную карьеру, дослужившись за короткий срок до командира эскадрона. Впрочем, Мюрата опять выгнали из армии за буйный нрав, за драки, дуэли и оскорбления начальства, после чего карьеру кавалериста ему помогло очень успешно продолжить знакомство с самим Наполеоном, который тогда был одним из генералов революционной Франции.

Наполеону нужны были преданные люди, потому он поверил Мюрату, восстановив его в звании. И во время роялистского мятежа 1795 года, вспыхнувшего в Париже, командуя тремя сотнями всадников, именно Мюрат отбил у врагов и притащил Наполеону 40 пушек, чтобы расправиться с мятежниками. После этого за храбрость, проявленную в походе революционной французской армии в Италию, Наполеон произвел Мюрата в 29 лет в бригадные генералы. Взяв его с собой во время похода в Египет, Бонапарт снова не пожалел. В жаркой схватке при Абукире Мюрат сцепился лицом к лицу с вражеским командующим Саидом Мустафой. Получив от противника пулю в щеку, Мюрат отрубил этому паше саблей пальцы, взяв его в плен.

Когда же Наполеон задумал переворот против Директории якобинцев в 1799 году, чтобы сделаться Первым консулом, Мюрат оказался тем, кто немедленно поддержал Бонапарта военной силой, командуя гренадерами. Вскоре лихой кавалерист отличился и в новом походе в Северную Италию, предпринятом французскими войсками во время войны со Второй коалицией государств, выступивших против Франции. Наполеон не забыл щедро наградить Мюрата, выдав за него свою сестру Каролину. А, сделавшись императором, Бонапарт присвоил ему в 1804 году звание маршала Франции, назначив на должность губернатора Парижа.