— Вы такой предусмотрительный, князь, что даже противно. Но, я принимаю к сведению ваши доводы. Они не совсем глупы. Мы, боевые офицеры, обязаны заботиться о солдатах. Потому я и согласился с тем, что между нами будет не дуэль по всем правилам, а простая драка. Только предупреждаю, что я часто бью морды крестьянам и слугам, да и солдатам от меня достается, — ухмыльнулся Вильгельм.

— Что ж, тогда давайте начнем прямо сейчас. Нет смысла откладывать, — сказал я, сняв шинель и разоружившись, отдав свое оружие Дорохову.

А австриец, сняв свою и отдав саблю в ножнах, портупею и пистолеты в кобурах своим унтер-офицерам, проговорил зло:

— Да, мне наплевать, что между нами будет драка, как у простолюдинов, но я с удовольствием выбью вам зубы, князь. Я сделаю это на глазах у моих солдат, чтобы они видели, что виновник гибели их четырех товарищей наказан.

— Тогда уж виновник — это вы. Ведь вы же первым отдали приказ открыть огонь по моим всадникам, а они стреляли уже в ответ. Просто оказалось, что мои бойцы стреляют значительно лучше ваших, — сказал я, вставая в боксерскую стойку.

Австриец был выше меня на полголовы, шире в плечах и тяжелее килограммов на пятнадцать, что придавало ему уверенности. Вот только, двигался он медленнее. И, самое главное, он никогда не был кандидатом в мастера спорта по боксу, а я был им в прошлой жизни. Потому, когда майор бросился на меня и ударил наотмашь, словно хотел отвесить мне оплеуху, как какому-нибудь нерадивому слуге, я сразу уклонился и провел удар Вильгельму в печень.

Он охнул и отлетел назад. Разъярившись еще больше от боли, майор накинулся на меня, словно хищный зверь, желая разодрать в клочья. Эти эмоции вполне читались на его потном лице. А его рыжие усища топорщились, словно у таракана. Но, бил австрийский барон по-прежнему кулаками наотмашь, как привык лупцевать своих слуг. Я же провел серию прямых в корпус, снова отбросив его назад.

А когда он ринулся на меня еще раз, я снова легко уклонился, проведя прямой удар левой ему в лицо, отчего из носа у майора потекла кровь. Он пошатнулся, но не упал, лишь отступил назад и остановился, поплыв. И мне пришлось довершить дело ударом правой в челюсть. После чего австриец рухнул и лежал несколько секунд без движения, растянувшись во весь рост.

Оба австрийских унтера кинулись к своему командиру, желая поднять его и оказать помощь. Но майор и сам уже пришел в себя. Сначала Вильгельм поднял голову, а потом сел. Проведя рукой по своему разбитому лицу, он долго рассматривал кровь на ладони, плохо еще соображая, будучи в ауте после нокаута и не имея сил подняться. Я же сказал ему:

— Вы проиграли этот поединок, барон. А посему будем считать инцидент между нами исчерпанным, а недоразумение между нашими отрядами с перестрелкой и гибелью солдат — несчастным случаем.

— Хм, не подумал бы по вашему виду, князь, что вы так виртуозно владеете приемами английского бокса. И где только научились? — пробормотал австриец, поднимаясь на ноги с помощью своих унтер-офицеров.

Его нос и разбитые губы кровоточили. Тем не менее, судя по выражению его окровавленного лица, злость у Вильгельма прошла, уступив место растерянности. Слишком самоуверенный, он точно не ожидал, что я его побью. А я побил. И тому имелись свидетели благородного происхождения: виконт Моравский и Дорохов, да еще и раненый Жирков, который тоже происходил из весьма почтенного дворянского семейства, родственного князю Несвицкому. Сестра Несвицкого была замужем за отцом молодого человека. По этой причине и оказывал этот князь покровительство гусарскому корнету, который приходился ему родным племянником.

Мне надлежало заняться простреленной ногой Жиркова и другими ранеными, но сперва я распорядился передать в отряд, чтобы они подходили к руднику. Солнце уже садилось, небо заволакивали облака, а ветер усиливался. И предстояло думать о том, как устраиваться на ночь. А я слышал, как Жирков сказал Дорохову, что внутри рудника достаточно просторно. Значит, можно переночевать здесь, а уже завтра будем разбираться с заброшенным монастырем. Посылать разведку в темное время туда, где накануне пропали без вести австрийские разведчики, я не рисковал.

Вскоре наша колонна показалась из-за поворота, и я обратился к Вильгельму, сказав ему:

— Майор, у меня в отряде больше сотни человек. И нам нужно разместиться на ночь. Меня интересует, хватит ли места внутри рудника? Не будете ли вы любезны сопроводить меня туда внутрь?

Австриец, утирая кровь с побитого лица большим шелковым платком и глядя на нашу сводную роту, пробормотал:

— Учтите, князь, что я смирился с этим поражением от вас в драке только ради того, чтобы мы все тут друг друга не перестреляли окончательно. Признаться, я не думал, что у вас полная рота. Пойдемте, я покажу вам рудник, а, заодно, переговорим.

Похоже, этот австрийский барон уважал силу. Оттого сразу сделался любезнее. Вильгельм приказал, и австрийские солдаты через полминуты принесли нам зажженные факелы. После чего мы с ним вошли в штольню. И, когда мы остались один на один в темноте, разбавляемой лишь неверным светом от двух наших факелов, майор сказал мне:

— Пусть мы и неважные союзники, князь, но все-таки мы союзники, а не враги. И потому я склонен пока замять этот инцидент. Но учтите, Андрей, как только я доберусь до своего командования, я буду вынужден доложить о случившемся, кроме нашей драки, разумеется. Будем считать, что ее не было, но гибель четырех солдат — это слишком серьезное происшествие. А там уж пусть о том, кто виноват, решают в штабе.