— Нет. Но вам-то откуда об этом известно?

Кларета рассмеялась.

— Не только вы разглядывали меня, когда рисовали, но и я наблюдала за вами. Кроме того, вы с сеньором Риверой недавно поженились. Тут не нужно быть ясновидящей!

Тем же вечером Фрида решила открыться Диего. Она уже лежала в постели, слегка дрожа, потому что перед этим они долго сидели на улице и ночь выдалась прохладной. Фрида закуталась в одеяло, дожидаясь, когда Диего допьет последний бокал с Луисом. Окна от пола до потолка были распахнуты, и она слышала, как мужчины тихо беседуют, а потом желают друг другу спокойной ночи. Легкий ветерок надувал занавески, из сада доносились ночные шорохи и звуки. Можно было разобрать, как шуршат листья деревьев и квакают лягушки в пруду. Диего прокрался в комнату на цыпочках, боясь разбудить жену.

— Я еще не сплю, — успокоила его Фрида. — Мне нужно кое-что тебе сказать. У меня будет ребенок. Я узнала об этом сегодня.

На лице Риверы расплылась глупая улыбка.

— Это правда? — удивленно прошептал он. Он был прекрасен в этот миг.

Фрида кивнула и приподняла одеяло.

Очень осторожно Диего улегся рядом с ней. Матрас, скрипнув, прогнулся под его тяжестью, Фрида перекатилась в образовавшуюся ложбинку и, захихикав, замерла в его объятиях. Так ей нравилось больше всего.

Диего уложил ее голову себе на плечо и заглянул в глаза.

— Фрида, я люблю тебя, — прошептал он. — Ты даришь мне все, о чем я только мечтал в этой жизни. У меня ни к одной женщине не было таких чувств. Ты никогда не перестаешь удивлять меня. Ты понимаешь меня, как никто другой. Когда я стою на лесах и пишу фрески, каждый взмах кисти говорит о тебе. Борьба индейцев с испанцами — это твоя борьба; гордая красота женщин на рынке — это твоя гордая красота. Не думай, что я этого не вижу! В моих картинах те же мексиканские цвета, что и на твоих одеждах. Ты для меня олицетворяешь Мексику. Я вдвое старше, почти старик, и все же благодаря тебе я влюблен словно впервые. А теперь ты подаришь мне ребенка. Спасибо, Фридита! Я люблю тебя.

Его поцелуи и прикосновения становились все более страстными, и Фрида целиком отдалась им. Прижимаясь к его теплому телу, она чувствовала себя в безопасности.

— Я не делаю тебе больно?

— Нет, — тихо ответила она. — А если бы и так, что с того? Счастье, которое я переживаю в твоих объятиях, помогает мне забыть о боли. Ты делаешь меня самой счастливой женщиной в мире.

«Я стану матерью, — замирая от радости, думала Фрида. — После появления ребенка мое счастье будет полным». Она стояла боком у зеркала, проверяя, не округлился ли животик. Утром ее снова рвало, но она перенесла это спокойно. Зато скоро она будет качать на руках малыша. Она уже представляла себе, как рисует его, а он спит и смеется во сне. Благодарность переполняла все ее тело, заставляя трепетать каждую клеточку.

«Я жена Диего, я часть того, что он создает. Я буду жить в замечательном мире, окруженная замечательными людьми, и история Мексики будет моей историей. И я буду рисовать. Я самая счастливая женщина в мире», — думала она.

В тот день Луис засобирался в Мехико: нужно было сдать статьи в печать. Фрида загрустила: они с Луисом сдружились, и ей не хотелось его отпускать.

— Спасибо тебе за все, за твою поддержку, — сказала она, когда они прощались.

— Нет, это я должен благодарить тебя. Ты замечательная женщина, — ответил Луис, с любовью глядя на нее. — Я наслаждался твоим обществом. И мне будет очень не хватать тех часов, которые мы в тишине проводили у холста. От тебя исходит сияние, которое я вижу и в твоих картинах. Этот свет проливается на всех, кто на них смотрит. — Он подошел к Фриде и обнял ее. — Пообещай мне, что не упустишь своего счастья. И в первую очередь пообещай, что не бросишь рисовать. Ведь живопись и есть твое счастье.

— С чего бы мне бросать? Почему ты так говоришь? — Просто пообещай.

Фрида кивнула.

С этого момента она дни напролет проводила одна. У нее появилось больше времени, чтобы рисовать и радоваться предстоящему рождению ребенка. Если она чувствовала себя одиноко, то шла на работу к Диего и сидела рядом с ним на лесах.

Он с гордостью рассказывал всем, что скоро станет отцом. Однако это не удержало его от интрижки с ассистенткой Ионе Робинсон.

— Ты бросишь ее? — устало спросила Фрида. Она лежала на кровати, потому что ее одолевала тянущая боль в спине. Боль отличалась от мучительных спазмов после аварии: Фрида еще не испытывала таких ощущений. — В этот раз у тебя все серьезно, да?

Ионе была не просто моделью, которая исчезнет через пару дней, а нынешней ассистенткой Риверы и к тому же американкой.

— Нет, — покачал головой Диего, взяв ее за руку, — ничего серьезного.

— Если так, то брось ее! — Фрида со злостью вырвала у него руку. — Ночью ты говорил, что я даю тебе все, что ни к одной женщине у тебя не было таких чувств. Тогда зачем тебе другие? Зачем? Ты знаешь, что ты со мной делаешь? Ты разбиваешь мне сердце.

Диего опустил глаза, как будто призадумавшись, а потом посмотрел на нее.

— Ее я хочу, но тебя, Фридуча, я люблю.

Ответ еще больше разозлил Фриду.

— Но если ты любишь меня, то почему причиняешь мне боль? Что эта женщина дает тебе такого, чего не могу дать я? Все дело в моем теле? В проклятой больной ноге?

Ривера встал на колени перед кроватью и обнял жену:

— Фрида, послушай меня. Я думал, мы выше буржуазных условностей. Мы ведь коммунисты. Мы хотим победить и изжить буржуазность. Не только в политике, но и в любви.

Она оборвала его, яростно взмахнув рукой: