Шрифт:
— Как ты все замечательно придумал! Будь коммунистом, но гуляй направо и налево. Будь коммунистом, но все равно бери деньги у американского посла.
Ривера метнул в нее яростный взгляд.
— Ты тоже живешь на эти деньги. Кроме того, ревность слишком мелкобуржуазна. Тебе она не идет. Я могу обещать, что никогда не брошу тебя. Но и только.
Он встал и вышел из комнаты. Фрида, расстроенная, осталась лежать. Она прижала руки к животу, чтобы заглушить боль. Врач сказал, чтобы она не волновалась и заботилась о себе, потому что в ее состоянии беременность и роды — это очень большая нагрузка. Фрида прочла обеспокоенность в его глазах, но не придала ей значения. Слава богу, завтра приедет Кристина с детьми. Хоть с кем-то можно будет посоветоваться.
Кристина привезла с собой дочь Изольду и новорожденного сына Антонио. Все считали, что она приехала помочь Фриде во время беременности, которая протекала очень тяжело. Но истинная причина заключалась в другом: сестра уже рассказала Фриде, что не вернется к мужу.
— Он постоянно шляется по другим женщинам. И он избивал меня, даже когда я вынашивала Антонио. Я никогда к нему не вернусь.
— Ты его еще любишь?
Кристина фыркнула.
— Как я могу любить человека, который меня бьет и изменяет мне?
«А я вот могу, — с грустью подумала Фрида. — Я могу любить мужчину больше всех на свете, даже если он мне изменяет».
При любой возможности Фрида брала на руки маленького племянника и нянчилась с ним. Она смотрела, как сестра кормит его грудью, и слышала, как Антонио причмокивает. Во всем этом она видела доброе предзнаменование. Через несколько месяцев она будет качать на руках собственного малыша.
— Мама никогда не кормила меня грудью, — как-то сказала она сестре. — Меня сразу же отдали кормилице-индианке. Но перед тем, как она меня кормила, ей всегда мыли грудь. Это мне Матита рассказала.
— Мама забеременела мной сразу же после твоего рождения. Она не могла кормить грудью.
Фрида бросила на сестру удивленный взгляд.
— Я говорю это не от обиды. Меня вскормила своим молоком индейская женщина. И отец матери был индейцем. Во мне течет индейская кровь. С каждым днем я понимаю это все более отчетливо.
— О чем ты?
Фриде не пришлось подбирать слова. Она много говорила об этом с Луисом Кардосой, и мысль о том, что скоро на ее плечи ляжет ответственность за ребенка, будоражила разум.
— Я хочу рисовать как мексиканка. Хочу показать мою страну. Не так, как это делает Диего, а по-своему. Пусть все увидят красоту Мексики.
Кристина взяла ее за руку.
— Я и представить себе не могу, что кто-то покажет ее лучше, чем ты.
Вечером все собрались за столом.
— Почему ты не ешь? — спросила Кристина, заметив, что Фрида едва притронулась к ужину. Тебе не нравится?
— Моя Фридуча научилась отлично готовить, — похвастал Диего, — но и твоя жареная свинина выше всяких похвал.
— Тогда можешь съесть и мою порцию, предложила Фрида и пододвинула к нему свою тарелку.
— Что такое? — встревожилась Кристина, но сестра не ответила.
Она выпрямилась на стуле, боясь пошевелиться. Ей с трудом удалось подавить крик. Она не хотела, чтобы другие заметили ее состояние. Да и сама не хотела замечать того, что с ней происходит. Может быть, все еще удастся исправить.
Фрида попыталась продолжить беседу, но голос не слушался. Внезапно ее племянница вскрикнула от страха и заплакала.
— Мама, на стуле тети Фриды кровь, много крови, — пролепетала она сквозь слезы. — Даже на пол капает.
Одним прыжком Диего оказался рядом с женой, поднял ее на руки и отнес в постель. И только тогда Фрида вышла из оцепенения и начала рыдать, корчась от боли. И без врача было ясно: она потеряла ребенка.
Часть II
На грани
1931–1935
Глава 12
Ноябрь 1930 года
Фрида вошла в лифт, нагруженная яркими пакетами и тюками ткани, перевязанными шелковыми лентами. В маленькой кабинке сразу стало тесно, запахло тяжелыми духами и благовониями. На третьем этаже лифт остановился. Двери открылись, и внутрь протиснулась Люсиль Бланш.
— Фрида, вы ходили по магазинам? — спросила она и добавила, не дожидаясь ответа: — Вообще-то мне нужно вниз, но я поднимусь вместе с вами. Кто знает, когда эта штуковина снова приедет.
Фрида улыбнулась и подвинулась. Из пакетов вырвалось еще одно облачко восточных ароматов.