Тогда она выпрямилась, хотя ей было больно, грациозно накинула на плечи ребозо и решительно двинулась вперед. И с каждым шагом ответ на вопрос, как жить дальше, становился все более очевидным.

— Я больше никогда не стану притворяться, что чего-то не вижу, лишь бы избавить себя от страданий.

Я буду верна себе, своей правде: лучше говорить правду, даже самую горькую, чем врать самой себе. В конечном итоге ложь наносит удар в спину. Отныне я не стану притворяться, что Диего мне не изменяет. И если я надеялась, что со мной он позабудет о других женщинах, то я была чертовой дурой и теперь знаю об этом.

Она испугалась, когда поняла, что произнесла это вслух.

Но почему Диего изменяет ей? Ведь она отдала ему все. Ее искалеченное тело иногда требовало внимания, но муж не мог бы упрекнуть ее в недостатке любви и страсти. Что означал его обман? Ей следует бросить Риверу? От одной этой мысли у нее по коже пробежал мороз. Нет, она слишком любит его. Она останется с Диего, но больше не будет игнорировать его измены. Она пойдет своим путем. Это было трудное решение, но единственно верное. И когда Фрида его приняла, ей стало намного легче.

Диего вернулся домой поздно вечером, и она сразу поняла, что он намерен объясниться. Одним взглядом она заставила мужа замолчать. Фрида не хотела говорить о его изменах: это ранило бы ее еще больше и заставило бы усомниться в правильности принятого решения. Оба супруга знали, что говорить не о чем: Диего не перестанет спать с другими женщинами, а Фрида не бросит его из-за этого.

В последующие дни она продолжала носить Диего обед, но уже не оставалась во дворце, а отправлялась одна бродить по городу и окрестностям, чтобы развеяться. И чем больше она узнавала Куэрнаваку, тем больше ей нравился и сам город, и его жители. Доколониальное прошлое Мексики и ее настоящее сплелись здесь воедино. Именно здесь конкистадор Кортес провел последние годы жизни, а теперь Диего расписывает его дворец. В Куэрнаваке еще при диктаторе Порфирио Диасе можно было застать большие имения и плантации сахарного тростника. Но здесь же обитал и призрак Сапаты, застреленного неподалеку. Его тело потом выставили на всеобщее обозрение на городской площади. Гуляя по улицам Куэрнаваки, Фрида часто видела огромные шляпы, как у революционного лидера. А когда поднимался ветер, индейцы говорили, что видят пыль, которая летит из-под копыт его лошади. Но Куэрнавака была для молодой художницы не просто историческим монументом. Фрида открыла для себя здешнюю природу, которая очаровывала ее и наполняла душу покоем. Она склонялась к листьям и цветам, разглядывая бесчисленное разнообразие форм и вдыхая мириады запахов. Она набирала в ладонь красную глинистую почву и растирала ее между пальцами, думая о крови повстанцев, напитавшей эту землю. Ей навсегда запомнились формы холмов и крыш. Но еще большее впечатление на Фриду произвела жизнь крестьян, с которой она впервые соприкоснулась в Куэрнаваке.

Это жизнь была вовсе не такой, как ее изображали на открытке. Достаточно было внимательно смотреть и слушать, чтобы узнать, как живут простые люди, что любят и чего боятся. «Я чувствую связь с ними, — думала Фрида, — и хочу отразить их чувства в своих картинах». Она наблюдала за женщинами в разноцветных одеждах, прямыми как струна. Они шли на рынок, водрузив на голову корзины с товарами, или работали в поле. Фриду интересовало все. На рынке она познакомилась с пожилым художником ретабло и могла часами слушать истории о сюжетах, изображенных на его картинках. Старик мастерски владел кистью, и Фриде нравилось наблюдать, как он кладет краски. А еще она любила заходить в лавку ткача, где торговали тканями с древнеиндейскими мотивами. Она очень подробно расспрашивала о значениях цветов и узоров. В каждой деревне были свои традиции, которые на протяжении веков находили выражение в разноцветных орнаментах.

— Вот эта ткань из Тустлы, — говорил владелец лавки. — Видишь этот узор? Он означает сильную женщину.

Фрида покосилась на торговца и снова перевела взгляд на ткань.

— Я возьму ее, — решила она, — и другие ткани тоже. И вон те ленты.

Вскоре Фрида перезнакомилась со всеми торговцами на рынке. Стоило ей присесть на лавочку в тени, как к ней подходили и предлагали различные товары. Фрида всегда брала с собой достаточно денег, чтобы подбросить немного мелочи нищим и раздать детворе по монетке на мороженое. И приобрести приглянувшиеся вещи: ребозо и ткани, из которых она шила юбки и традиционные блузы випи. Индейский мальчик доставлял ее покупки на дом.

— Фрида, зачем тебе все это? — спросил, смеясь, Диего, когда однажды вернулся домой и обнаружил жену в окружении разноцветных нарядов.

— Эти вещи мне близки. В них сама Мексика. Я чувствую себя сильной, когда их надеваю.

— Мне нравится вот это. — Ривера ткнул пальцем в темную, почти черную ткань, расшитую красными крестообразными узорами. — Что ты из нее сошьешь? Юбку?

Одна только вышивка, на которую ушло много часов напряженного труда, стоила целое состояние.

— Нет, это на блузку. Взгляни-ка сюда. — Она указала на гору шелковых лент всех цветов. Рядом лежали кружева. — Из этого я сделаю рюши и оборки, правда, фасон пока не придумала.

— У меня тоже есть кое-что для тебя, — сказал Диего с той нежностью, которая никогда не оставляла ее безучастной. Он протянул жене перевязанный ленточкой вязаный мешочек, в котором что-то многообещающе постукивало.

Развязав ленточку, Фрида обнаружила в мешочке десятка два нефритовых бусин разных форм — круглых с одной стороны и плоских с другой. Они переливались всеми оттенками зеленого — от почти белого до бирюзового.

— О, Диего, какая красота! Мне очень нравится!

— Взгляни-ка на эту бусину: она похожа на маленький кулачок. Думаю, из нее можно сделать кулон.

— Где ты взял эти камни?

— Купил. Им, судя по всему, пара сотен лет. Полагаю, раньше это было ожерелье. Можно снова нанизать их на нитку.

— Спасибо, — поблагодарила Фрида и, поднявшись, поцеловала мужа.

Оставшись одна, она продолжала перебирать в руках нефритовые бусины, согревая их теплом ладоней. Наверное, стоит их раскрасить. Ох, Диего, подумала она с любовью и подняла глаза. За большими окнами перед ней расстилался пустынный пейзаж. Пустыня начиналась сразу же за границами сада. Насколько же здесь все по-другому! В Куэрнаваке все стремилось вовне: казалось, интерьер дома плавно перетекает в природный ландшафт. А стены их дома в Койоакане, напротив, скрывали природу. Блуждающий взгляд Фриды остановился на гигантских агавах, росших за окном. Затем ей подумалось, что на ее первых картинах фон отсутствует как таковой. Почему так? Разве не уместнее заполнить его вещами и символами? Поместить человека в его среду и тем самым придать портрету смысл. Она разволновалась, почувствовав, что внутри, в самой глубине души, рождается нечто новое, заполняя ее целиком. Фрида снова оглянулась вокруг, примечая каждую деталь: краски и формы, запахи и звуки, завывание ветра и лай собаки вдали. Ей вспомнились истории художника ретабло, тонкая шея молодой женщины на рынке, которая несла на спине ребенка, натруженные руки крестьянки, перетиравшей маис между жерновов, традиционные узоры вышивки. Если все это соединить, получится большая картина, а имя ей — Мексика.