А однажды вечером на пороге их номера появился Николас Мюрей собственной персоной, фотограф родом из Венгрии. Фрида чуть не лишилась дара речи. С момента их первой встречи прошло уже много лет. Фрида видела его снимки в журналах и с грустью вспоминала о том вечере, когда он пришел к ним с послом Морроу. И вот теперь Ник снова стоял передней, и она поняла, что это неспроста.

— Ты задолжала мне пару фотографий, сказал он, нерешительно топчась в дверях. В темных глазах Мюрея Фрида увидела боль и надежду. И любовь. Она не могла оторвать взгляд от прекрасного лица Ника. И ей, конечно, было приятно, что и он смотрит на нее с восхищением. Заметив, что Фрида рада его появлению, он заключил ее в объятия и, зарывшись лицом в ее волосы, пробормотал:

— Мы потеряли столько времени.

— О чем ты?

— Я влюбился в тебя еще в первую встречу. Но ты не замечала никого, кроме Диего. Вот я и пришел узнать, не изменилась ли ситуация. Ведь ты здесь одна.

— О, Ник, — прошептала Фрида и подарила ему страстный поцелуй.

Они виделись при любой возможности. Ник начал фотографировать в цвете и смог наконец запечатлеть весь блеск и красоту разноцветных платьев и украшений художницы. Когда он принес Фриде первые снимки, у нее от восхищения перехватило дух. Она увидела себя в ярко-синей шелковой блузке с вышивкой; золотая цепь с амулетом была несколько раз обернута вокруг шеи, в ушах красовались тяжелые серьги. Она надела их только для фотосессии, потому что они сильно оттягивали мочки. На лице, совершенно чистом и ровном по тону, выделялись алые губы со слегка вздернутыми уголками. Больше всего поражал взгляд из-под темных бровей: нельзя было точно определить, смотрит художница на зрителя или нет. Казалось, в глазах поблескивают слезы, но это было лишь отражение фотовспышки.

— Ник, в жизни я не такая красавица! Как тебе это удалось? Я выгляжу такой загадочной, такой уверенной в себе. Как будто во мне живут несколько женщин.

Фрида снова и снова пересматривала снимки, разложенные на столе. И в глазах у нее действительно заблестели слезы, так ее тронули фотографии. Ее увидели и поняли, возвысили и воспели.

Ник стоял перед ней, и Фрида ощущала приятную дрожь от его присутствия.

— Я вижу тебя именно такой, — нежно сказал он.

— Спасибо, — поблагодарила его Фрида.

Он обнял ее, а она прижалась к нему, сомкнув руки у него на шее.

На следующее утро, когда Ник ушел, Фрида осталась в постели, погрузившись в размышления. Если бы она не уехала от Диего, ей и в голову не пришло бы влюбиться в другого мужчину. Ривера с его ревностью не остановился бы и перед побоями. Кроме того, пока они были вместе, у нее не было времени заводить романы. Она позволяла себе разве что мимолетный флирт, только из любопытства или ради мести.

G Ником все было иначе. Фриду удивил напор, с которым фотохудожник ворвался в ее сердце, навечно, как она считала, отданное Диего. С момента неожиданного появления Ника у дверей Фриды они виделись почти каждый день. Они занимались любовью, но не забывали и о работе. Они дополняли друг друга, им было хорошо вдвоем. С Ником Фрида чувствовала себя равной, а не молодой женой гения. С Мюреем жизнь казалась намного проще. Но следовало проявлять осторожность: Ривера ни в коем случае не должен был прознать об их романе.

— Зачем скрывать? — поинтересовался Ник, довольно быстро сообразив, что ее гложет.

В голосе любовника слышалось раздражение. Как же объяснить Нику, что она не может бросить Диего? Со времени приезда Фриды в Нью-Йорк эластичная нить между супругами натянулась как струна. Диего писал письма, полные любви, нежности и страсти, умоляя жену вернуться в Мексику. Он прикладывал фотографии обезьянок и собак Фриды и даже отправлял ей деньги: «Чтобы ты себе ни в чем не отказывала». Она отвечала, что теперь совершенно иначе смотрит на его интрижки и бесконечно меняющихся ассистенток: «Я люблю тебя больше жизни, и ты тоже привязан ко мне, правда?»

Фрида отложила карандаш и перечитала послание. Ей было нелегко написать эти слова. Потребовались многочасовые разговоры с Анитой, чтобы решить, стоит ли расставаться с Диего или надо вернуться к нему. А если вернуться, то на каких условиях? Фрида с горечью осознала, что никогда не сможет уйти от Диего, и ту боль, которую он ей причинил, она испытает еще не раз. Раны будут заживать медленно и никогда окончательно не затянутся. Но она верила, что выдержит. Она будет любить Диего, но по-другому, не так, как прежде. Когда Фрида впервые смогла выговориться, у нее словно камень с души упал. Она вдруг ясно поняла, что делать дальше. Она еще побудет в Нью-Йорке, а потом вернется в Мексику и воссоединится с Диего. Потому что она любит его, пусть не такой романтичной любовью, как в начале отношений, но более зрелой.

Нику она ничего не сказала. Ей не хотелось знать, действительно ли он не понимает ее чувств или притворяется. Сейчас они были вместе, они были счастливы, а остальное не имело значения. Фрида наслаждалась каждым мгновением, проведенным с Мюреем. В постели с Ником все было настолько иначе, что иногда Фриде даже не верилось. Однажды, обхватив его голову руками, она подумала, что совершенно счастлива. Ник дал возлюбленной то, в чем она так нуждалась: плечо, на котором можно выплакаться, нежность и страсть.

— Если ты так любишь Диего, как уверяешь, зачем же изменять ему? — недоумевала Люсьенн. Подруги сидели за одним из грязноватых столиков в «Деликатесах Каца» в Нижнем Ист-Сайде. С тех пор как Фрида впервые попробовала здешний сэндвич с пастромой, ее сердце было покорено. Она впилась зубами в белую булку с мясом и принялась жевать. Соленый огурчик делал вкус сэндвича просто идеальным. Персонал за прилавком закусочной уже знал художницу и обслуживал ее с подчеркнутой галантностью.

— За такой сэндвич можно умереть! — простонала Фрида с набитым ртом. — Почему я не пробовала его раньше? Единственная по-настоящему вкусная еда во всех США.