Когда состав пересек Рио-Гранде, Фрида прислушалась к своим ощущения. Да, у нее достаточно сил, чтобы воплотить свои планы в жизнь. Так что теперь можно начинать радоваться скорой встрече с Диего.

Рисовать! Рисовать! Рисовать! Фрида стояла посреди спальни на проспекте Инсурхентес с кистью в руке. До своей квартирки она добралась уже ночью и сразу хотела бежать к Диего, даже схватила пальто. Но потом поняла, что еще толком не попрощалась с Ником. Может быть, на коже даже остался его запах. Не нести же его с собой к Диего! Фрида замерла в дверном проеме, напряженная и охваченная беспокойством. Немного поколебавшись, она бросилась к мольберту и застыла перед чистым холстом, наморщив лоб. А что, собственно, она собирается изобразить? На ум пришли ее старые картины с портретами сестер, бабушки с дедушкой и родителей, а также последнее нью-йоркское полотно, где художница изобразила себя с дырой на месте сердца. Конечно же, ей нужен автопортрет на границе между Гринголандией и Мексикой. Фрида быстро набросала по памяти наиболее важные детали. Потом все же решила подойти основательнее и, сняв с полки книги по искусству, разложила их вокруг мольберта. Найдя нужный альбом, она принялась листать его, пока не остановилась на картине Макса Эрнста, которую видела в Нью-Йоркском музее современного искусства: тогда темно-зеленые растения на апокалиптическом фоне заворожили Фриду, и несколько часов она провела перед картиной, которая размером была ненамного больше ее полотен. Потом она схватила другой альбом и нашла изображение интересующей ее детали из «Сада земных наслаждений» Иеронима Босха. В скором времени вся комната была завалена книгами и заставлена холстами; там просто не осталось свободного места. В приступе ярости художница расшвыряла все в стороны и рухнула в кресло.

Когда через полчаса в дверь постучал Диего, Фрида сидела на полу и рыдала. Открыв двери, она бросилась в объятия Риверы. Он крепко сжал ее своими огромными руками, и Фриде сразу стало лучше.

Я скучала по тебе, Диего.

— Но ведь сейчас я здесь.

— Мне негде рисовать. А я просто обязана рисовать!

Диего оглядел валяющиеся вперемешку картины, книги и вещи.

— Ты начала новую работу? — спросил он, бросив взгляд на мольберт с наброском. Он сразу же узнал детали ранних полотен жены и одобрительно кивнул.

Фрида склонила голову.

— Но мне негде рисовать, — горестно повторила она.

Диего поцеловал ее — сначала в лоб, потом в губы. И прошептал:

— Возвращайся, Фрида. У тебя же есть студия в Сан-Анхеле. Твой дом ждет тебя. И я тоже.

На следующий день Фрида переехала обратно в Сан-Анхель.

Диего способствовал этому как мог. Он таскал мебель, помог навести порядок, подарил дорогую нефритовую статуэтку. А еще установил мольберт и купил стол нужной высоты, чтобы удобно разместить палитры, стаканы с кисточками, карандаши и краски.

Когда с переездом было покончено, Фрида заполнила дом вещами, которые служили ей источником вдохновения: зеркалами, ретабло, разноцветными камешками и листьями, прочими безделушками из прежней квартиры. И наконец поставила на мольберт эскиз новой картины. Художнице не терпелось продолжить: новая студия, большая и светлая, вызывала непреодолимое желание творить. Но после долгого дня Фрида страшно устала; ноги и руки будто налились свинцом. Она прилегла на кровать, однако образ будущего полотна все еще стоял перед глазами. Нужно перенести на холст так много деталей — а вдруг не хватит места? Кроме того, пока непонятно, как соединить все элементы композиции. Они точно должны соседствовать на холсте, как их связать друг с другом? Она повернулась на другой бок и закрыла глаза, подумав: «Завтра, все завтра».

Едва поднявшись с постели, Фрида босиком побежала в студию. Оказавшись посреди светлой комнаты, она вздохнула полной грудью, подошла к мольберту и в который раз посмотрела на эскиз, который успела нанести на холст. Ей становилось все яснее, что новая картина должна отразить ее жизнь точнее всех предыдущих работ. Но пока на полотне отсутствовали самые важные детали: ее болезнь, мечты, Диего. Особенно Диего. «Нужно больше места, — решила художница. — Пусть картина будет намного больше других моих работ». Фрида сделала несколько шагов в сторону, чтобы взглянуть на холст с другой перспективы. Она по-прежнему не могла придумать, как соединить все элементы.

Продолжая размышлять, она набрала ванну и погрузилась в теплую воду. Взгляд упал на торчащие из воды ступни: ногти на левой ноге были окрашены кроваво-красным лаком, на правой пальцев не было вовсе. Набрав воздуха, Фрида зажмурилась и окунулась с головой. Полностью скрывшись под слоем пены, она почувствовала облегчение. Руки скользили по телу, осторожно касались шрамов, кончиками пальцев мяли мягкую кожу на груди и животе. Она ласкала себя, отдаваясь на волю вдохновения. А спустя секунду вынырнула, да так резко, что вода, перехлестнув через бортик ванны, выплеснулась на пол. Вот оно! Ей не хватало именно того вида, который она созерцает сейчас! Дальний угол ванны, ноги торчат из воды, а в воде плавают символы, из которых состоит жизнь Фриды.

— Диего! — крикнула она, хотя знала, что он врадли ее услышит. — Диего!

Ей нужно было обязательно поделиться с мужем своим замыслом. Накинув халат, она побежала через мостик в соседнее крыло.

— Как ты ее назовешь? — поинтересовался Диего, когда она, запыхавшись, излагала ему идею новой картины.

— «Что дала мне вода», — ответила Фрида не раздумывая. — А теперь мне пора идти. Работа зовет.

После обеда появилась Кристина. Она стояла перед Фридой, переминаясь с ноги на ногу.

— Я совершила самую большую ошибку в жизни, когда связалась с Диего. Ты для меня гораздо важнее его, — призналась она сквозь слезы. — Сможешь ли ты меня простить?

Фрида скучала по сестре, с которой они столько вместе пережили — и хорошего, и плохого. Сейчас ей хотелось перевернуть эту страницу и начать все заново. В конце концов, из всех родственников только Кристина осталась рядом с ней. Мать умерла, Матита переехала в другой город, а Гильермо жил в собственном мире.

Когда Фрида увидела сестру, сердце у нее защемило от жалости и тоски.