Шрифт:
— Я давно тебя простила, — произнесла художница со слезами, и сестры обнялись. — Мне проще простить тебя, чем его, — добавила она как раз в тот момент, когда в комнату вошел Диего.
— Значит, меня ты простить не можешь? — был первый вопрос Риверы, когда он пришел к ней вечером через крышу.
Муж стоял перед ней, высокий и грузный, как всегда. В глазах у него отражались гнев и неуверенность. После минутного молчания он забросал Фриду вопросами. Что она делала в Нью-Йорке? С кем виделась? Где останавливалась? Что ела? Вопросы сыпались градом. Не так Фрида представляла себе их воссоединение и в какой-то момент решила, что с нее хватит.
— Я не обязана перед тобой отчитываться, — бросила она. — Ты спрашиваешь не потому, что волнуешься, а потому что хочешь контролировать меня. Так спроси о том, что ты на самом деле хочешь знать: не встретила ли я Нью-Йорке другого мужчину. — Она подбоченилась и сердито уставилась на мужа.
Диего тяжело задышал.
— У тебя кто-то есть? — наконец выдавил он.
— Не здесь. Он не будет жить со мной, так что тебе не грозит случайная встреча с ним.
— Кто он?
— Интересно, с чего ты решил, что у тебя есть право задавать мне подобные вопросы? — нахмурилась Фрида. И вдруг ее прорвало: — Ты для меня не лучше любого другого мужчины! Даже не удержался от интрижки с моей сестрой. Все вы виноваты в страданиях мексиканских женщин — мерзкие мачо, которые считают, будто у них больше прав, чем у их жен. Мужчины, которые запирают жен в casa chica. Тираны, которым во что бы то ни стало нужно покорить женщину, уничтожить ее, насладиться ее страданиями. И ты не лучше других!
Диего возмущенно открыл рот, чтобы возразить, но Фрида, махнув рукой, заставила его замолчать.
— Я еще не закончила, Диего Ривера. Ты такой же мачо, несмотря на всю твою болтовню о революции. Кого ты на самом деле хочешь освободить? Уж точно не женщин. И ты предаешь революцию, которую поместил на свои знамена.
Диего чуть не задохнулся от такого оскорбления.
— В любви к тебе я искала единения, — продолжала Фрида. — Искала исключительных чувств, которые сделали бы нашу жизнь частью чего-то большего. Но не нашла. — Последние слова она произнесла шепотом, потому что совершенно выбилась из сил.
— Ты все еще любишь меня? — тихо спросил Диего.
— Да, хотя иногда жалею об этом.
— Для нас еще осталась надежда?
Фрида кивнула.
— Но я больше не та женщина, на которой ты женился. Уже давно не та. Я провела в Нью-Йорке почти полгода, много думала о себе и о жизни и многое поняла.
О том, что в Нью-Йорке остался Ник, который любит ее и хочет жениться на ней, Фрида решила умолчать. Но эта мысль придала ей силы. Диего, прекрасно умевший уловить смену настроения, понял, что настал черед действовать. Он подхватил жену на руки и, опустившись в кресло, усадил ее к себе на колени, осыпая поцелуями ее голову и шею.
— Фрида, я без ума от тебя. Оставайся со мной. Давай жить вместе. Мы что-нибудь придумаем.
— Я уже здесь.
В итоге Фрида согласилась вернуться к Диего, но только на своих условиях, чтобы не зависеть от него даже в мелочах. Она больше не готовила еду и не носила мужу обеды. Вместо этого она приглашала на импровизированные посиделки друзей, коллекционеров и потенциальных покупателей, которые бывали в Сан-Анхеле почти ежедневно. Фрида ставила на стол фрукты и простые закуски, угощая всех, кто появлялся в их доме. Ей было все равно, есть среди них Диего или нет, однако, изображая непринужденную хозяйку дома, которая успевает со всеми поболтать и всех очаровать, Фрида ловила на себе его взгляды. Кристина приходила почти ежедневно, но больше не смотрела в сторону Риверы.
А еще Фрида продолжила творить как одержимая. Ее картина с ванной приобретала все более отчетливые очертания. Труднее всего было найти нужные элементы, чтобы разместить их на холсте. Диего вносил свою лепту: постоянно интересовался, как продвигается работа, следил за тем, что получается, ободрял жену. Понемногу Фрида успокоилась. Все вернулось на круги своя: у нее был дом, Диего, друзья, работа. Жизнь казалась идеальной.
Но в начале нового года усилились боли в спине. Фрида не знала, с чем это связано. Чертова спина вечно начинала болеть в самый неподходящий момент. Художница попыталась рисовать, не обращая внимания на боль, но быстро поняла, что не сможет работать без перерывов. После первого же получаса, проведенного у мольберта, тянущие боли в спине и правой ноге становились настолько сильными, что приходилось останавливаться и отдыхать.
Фрида была безутешна. Однако желание рисовать не покидало ее, и она решила работать лежа, как в прежние времена, хоть и ненавидела этот способ, который напоминал ей о страданиях после аварии.
Наконец она записалась к доктору Зимброну, и тот ее просто огорошил: придется сделать еще одну операцию на ноге, а кроме того, Фрида должна снова носить жесткий корсет.
— Никогда в жизни я не надену гипсовый корсет! — закричала она в отчаянии. — Лучше умереть!
Пришедший вместе с ней Диего успокаивающе накрыл руку жены своей.
— Прогресс не стоит на месте, — возразил доктор Зимброн. — Можно сделать основу из кожи. Она мягче, у нее не такие острые края, а размер регулируется сзади шнуровкой, как в обычном корсете. Но сначала все равно нужно провести небольшую хирургическую коррекцию. Похоже, позвоночник теряет гибкость. Необходимо срочно вмешаться, пока вас не парализовало.
После операции прошло несколько месяцев, и Фриде стало лучше, но тут заболел Диего: его беспокоили почки.
Фрида ухаживала за ним, сидела у кровати мужа и читала ему на ночь.