Но играть в шахматы надо. Больше чем год был оторван я от практической игры, но настроен был оптимистично; мы с Рагозиным отлично подготовились в санатории «Зачеренье» (под Ленинградом) и сыграли хорошие тренировочные партии.

В седьмом туре произошла катастрофа. Я получил против Капы выигранную позицию, на 28-м ходу мог получить подавляющий материальный перевес, но «влетел» в цейтнот, и Капабланка наказал меня по всем правилам шахматного искусства. Капа стал единоличным лидером; дальнейшая напряженная турнирная гонка так и не изменила дистанции между нами в одно очко (оба мы набрали по 8 из 11). Кубинец завоевал первый приз!

Следующий после поражения день был свободным. С горя пошел в МХАТ на «Женитьбу Фигаро». Андровская, Завадский и Прудкин играли с блеском. Покатываюсь со смеху, тревоги забыты. В антракте за спиной слышу мужской голос: «Перед тобой сидит Ботвинник». И в ответ: «Он же вчера проиграл, как он мог пойти в театр?» — удивляется какая-то школьница...

На сей раз советские участники сыграли лучше, чем в 1935 году — зарубежные участники не продемонстрировали очевидного перевеса, а испытание было серьезным. Цель соревнования была достигнута — появилась уверенность в силе советских мастеров, можно было с надеждой взирать в грядущее...

Так и надо действовать молодым шахматистам, если они хотят двигаться вперед: не за материальными благами гоняться, а за трудными соревнованиями.

И вот новый турнир: англичане действовали заблаговременно. Зимой 1935 года уже было известно, что турнир в Ноттингеме будет. Когда они собрали турнирный фонд или, попросту говоря, денежки, то разослали приглашения участникам. Я получил приглашение зимой 1936 года.

Вопрос о моем участии у Николая Васильевича Крыленко сомнений не вызывал, так как я имел уже успехи в международных соревнованиях. Крыленко все согласовал заранее, получил необходимое разрешение и направил в Англию положительный ответ. Его беспокоило только одно: что нужно сделать, чтобы содействовать успеху советского чемпиона.

Шахматисты и боялись, и любили Николая Васильевича. Он был резок, действовал прямо, но справедливо, а когда нужно — деликатно и весьма тонко. На заседаниях исполбюро шахсектора ВСФК он не навязывал свою волю, но проявлял власть, когда понимал, что верх берут групповые интересы. Заседания он часто проводил стоя, быть может, чтобы «скомпенсировать» небольшой рост. Бритая голова с резкими чертами лица, проницательные глаза, свободная, небрежная речь с аристократическим грассированием, неизменные френч и краги — таков был внешний облик одного из популярных соратников Ленина. К тому времени Крыленко был широко известен в зарубежных шахматных кругах, так как московские международные турниры 1925, 1935 и 1936 годов были проведены под его руководством.

«Николай Васильевич, может быть, можно послать со мной жену?» Это было трудным делом. В то время за границу ездили весьма редко, а с женами — и говорить нечего. Но Крыленко видел, что когда жена приехала в Москву на последние туры III Международного турнира, то дела мои на финише улучшились...

В начале июля я был вызван в Москву.

«Позвонил товарищу Калинину, все объяснил, и Михаил Иванович решил вопрос положительно», — как бы между прочим сказал Крыленко. Тут же мне были вручены паспорта, билеты и валюта. Деньги были немалые: командировочные, что-то около 100 фунтов стерлингов, как наркомам, — все это, конечно, тоже выхлопотал Крыленко.

В те времена банкеты — они были запрещены позже — устраивали по любому поводу. И хотя должен был выехать я за рубеж лишь две недели спустя, в «Национале» был устроен прощальный ужин человек на 20!

Рядом с Крыленко сидел один моложавый и приветливый товарищ. Выяснилось, что это был замзав агитпропом ЦК ВКП(б) Ангаров. Тепло попрощавшись со мной, Крыленко попросил Ангарова отвезти меня на Ленинградский вокзал.

Пока мы ехали в служебном «бьюике» Ангарова, он продолжал обсуждать предстоящее соревнование:

— Какая страшная вещь — шахматы! — наконец воскликнул он.

— Почему?!

— Вот хочешь вам помочь, — горестно сказал Ангаров, — а как это сделать? — Мы рассмеялись и обменялись рукопожатием...

Прогнозов перед турниром было, как всегда, более чем достаточно, и в основном были они пессимистическими. Левенфиш, например, держал пари, что Ботвинник займет место не выше четвертого и, во всяком случае, будет ниже Боголюбова. Верно предсказал результат турнира (1-й и 2-й призы поделят Капабланка и Ботвинник) лишь один проницательный человек — им оказался Ильин-Женевский.

Был жаркий июльский день, и мы забыли плащи дома, спохватились, когда в Финском заливе началась гроза, похолодало, и теплоход «Сибирь» покачивался на волнах уже далеко от Ленинграда. Это судно было постройки Балтийского завода, водоизмещением всего лишь 6 тысяч тонн, скорость — 12 узлов (во время Великой Отечественной войны оно было переоборудовано под госпиталь и вскоре потоплено фашистами). Тогда теплоход совершал прямые рейсы на Лондон, все путешествие продолжалось четыре с половиной дня.