Забит пассажирами он был до отказа. Здесь были иностранцы и советские, эмигранты из стран, где победил фашизм, и богатые туристы. Была большая группа советских инженеров-электриков, которые направлялись на шесть месяцев в Англию на практику. Среди них была одна женщина — инженер из Харькова, и пожилая английская чета все допытывалась у моей жены:

«Разве это возможно, чтобы жена на полгода покидала семью? Неужели ваш муж отпустил бы вас на столь длительный срок?» У английских интеллигентов были свои представления о жизни...

Кильский канал проходили спокойно, хотя уже чувствовалась напряженность — в Испании шла война. Дети с берега кричали нам: «Хайль Гитлер!» Они с удивлением замолкали, когда эмигранты-антифашисты отвечали: «Хайль Москау».

Идем Северным морем. Капитан Сорокин приглашает нас в свою каюту. Все в Советском Союзе знают о турнире в Ноттингеме — моряки не исключение. На горизонте показался маяк. «Это Сунк, — поясняет капитан. — Уже английский берег, но можете спать спокойно, в Темзу войдем только с приливом, так что в Лондоне будем не раньше восьми утра...»

Проснулись от грохота над головой: на палубе уже началась жизнь, хотя еще не было шести часов. Оказывается, Лондон — прилив начался раньше.

Доехали отлично. Насколько все было иначе два года назад, когда я добирался до Гастингса через всю Европу в «сидячем» вагоне с несколькими пересадками! Я был настолько вымотан, что, сидя на палубе теплохода Остенде — Дувр, заснул мертвым сном. Проснулся, когда теплоход уже пришвартовался; взял я свой багаж и вместе со всеми пассажирами пошел на паспортный контроль. Подошел и мой черед, но рослый бобби, глянув на мой краснокожий паспорт, в чем-то меня убеждает, а по-английски я тогда ни бум-бум... Наконец он меня отстраняет и начинает пропускать других пассажиров...

Что делать? Так и на поезд Дувр — Лондон не поспеешь. В этой тяжелой ситуации созрела счастливая мысль: вытаскиваю приглашение Гастингского клуба — картина сразу меняется. Бобби достал анкетку, сам ее заполнил (вот, оказывается, чего не хватало — на теплоходе мне предлагали какую-то карточку, но я неразумно от нее отказался!), с поклонами проводил меня несколько шагов, указывая, где стоит мой поезд. Пассажиры почтительно наблюдали — они, вероятно, решили, что в образе молодого человека была какая-то важная птица; а чиновник просто-напросто был шахматным любителем!

До турнира оставалось несколько дней; на сей раз я приехал заранее. В январе 1935 года в том же Лондоне мы повидались с Эм. Ласкером и обсуждали мой слабый результат на турнире в Гастингсе. Когда Ласкер узнал, что я прибыл в Гастингс за два часа до начала игры, он покачал головой: «Для акклиматизации надо приезжать дней за десять...» Теперь Крыленко и исполнил совет экс-чемпиона. Хотя я торопился в Ноттингем, но надо же было приодеть жену, и мы день провели в Лондоне. В посольство я приехал как в родной дом: после турнира в Гастингсе Майские принимали меня как сына. Иван Михайлович Майский много лет был послом в Лондоне, включая тяжелые военные годы. Я вполне оценил самого Майского и его жену Агнию Александровну, когда они незаметно и доброжелательно поддержали меня после неудачи в Гастингсе. Тогда в Лондоне находился М. А. Шолохов, и за интересной беседой я забывал о своих горестях...

Сейчас Иван Михайлович был в отпуске на Родине, и нас взяла под свое попечение жена советника.

Шляпками жена была, обеспечена — шляпный магазин Софьи Лапидус популярен был в Петрограде еще во время нэпа; теперь она работала в ателье на Невском, 12 (это ателье было хорошо известно в Ленинграде под названием «смерть мужьям»), и сделала жене два очаровательных головных убора. А вот костюм надо было купить обязательно.

Поехали в универсальный магазин (кажется, Селфридж), везет нас на машине посла водитель-англичанин. Тогда тред-юнионы требовали, чтобы советское посольство нанимало местных водителей, чтобы уменьшить безработицу.

«Ту писес (два предмета) очень хорош, — сказала наша спутница, и молоденькая продавщица закивала головой, — отложите его, пожалуйста, мы заедем позднее». Наш гид решила, что надо поискать что-то более изящное. Решили поехать в другой магазин, вышли на улицу, но машины нет. Водитель в соответствии с трудовым договором уехал завтракать, было двенадцать часов.

Объездили магазинов десять, но «ту писес» оказался вне конкуренции. Возвращаемся к Солфриджу; симпатичную продавщицу пришлось оторвать от чаепития, никто другой не знал, где наш костюм. В воздухе несколько минут раздаются взаимные благодарности, все улыбаются, и за пять фунтов жена становится владелицей изящного бежевого костюма. Сносу костюму не было — двадцать лет спустя его донашивала дочь, когда ходила в туристские походы.

Садимся в скорый поезд — только одна промежуточная остановка в Кеттеринге. Качает со страшной силой, поезд идет рядом с домами, деревьями, полосы отчуждения нет; за окнами все мелькает. Жене становится не очень сладко. Пожилой англичанин, что сидит напротив, поддерживает ее: «Да, очень скорый поезд...»

Прошло два часа, и мы в Ноттингеме на Виктория стейшн. Отель под тем же названием рядом.

Предоставили нам шикарный номер. Не считаясь с советами жены, от пансиона я отказался; шутка ли — неделю платить втридорога за двоих, — это было не по моим правилам. Идем кушать поблизости в кафе «Милтон». Заказываем. Кушаем. Но когда шпинат захрустел на зубах (собственно, не шпинат, а песок в шпинате), жена меня спросила: «Может, будем кушать в отеле?» В отеле кормили превосходно. Наркомовские суточные пригодились!