— Ну, буду учить, не впервой. Опять же, когда должность впереди звездочек, это к карьере.

— Не рано ли нам с тобой карьеру делать? — спросил Денисенко и выдерживал серьезное лицо, пока Огнев не улыбнулся. — Эх, вот хоть бы полгода Косте с тобой вместе поработать. Ну, ничего. Хлопец он толковый, авторитет есть, рука твердая, нервы крепкие. Сдюжит.

"Держись, ты там один кадровый будешь!" — напутствовал Денисенко.

Причина тотальной нехватки кадровых военных врачей вскрылась в санслужбе армии, куда Огнев явился за предписанием. Разговор, которому он стал невольным свидетелем, был очень характерный. Начсанарм распекал кого-то по полевому телефону, да так, что за десяток шагов от блиндажа слышно было.

— Что значит, “он без уважения попросил?!” — гремел его тяжелый бас, - Его дело — работать, а не вас уважать! Одного Денисенко боитесь, а в остальном — в одну дивизию обстрелянных найти не можете, зато в другой птичник собрали: начсандив Лебедев, командир медсанбата — Курочкин, замполит Петухов! Понятно, на что у вас все силы уходят! — судя по звуку, тут армейский начальник грохнул кулаком по столу, — Со всего фронта просили, небось! Дайте Огневу хотя бы пять человек кадровых, с опытом, с ранениями. Сестер и санитаров. До начала наступления. А то я в вашем отношении поставлю вопрос о кадровом резерве санитаров-носильщиков в батальонах. Что это такое, вся страна воюет, а отдел кадров армии пасьянсы из личного состава раскладывает! И уважения требует!

Когда через минуту Огнев вошел в блиндаж и представился, начальник санслужбы еще дымился от праведного гнева. Пришлось сначала выслушать от него немало нелестных слов о кадровиках, прежде, чем получилось перейти к делу.

Слегка остыв, начсанарм предложил чаю и вкратце объяснил ситуацию. Начасандив сделал яркую карьеру, попав в армию в сорок первом, тем более удивительную, что по образованию и специальности был санитарным врачом. Организатором он показал себя отличным, но дистанцию между собой и хирургами воспринимал очень болезненно. Хуже всего он чувствовал себя, похоже, с новыми пополнениями, особенно из тех, что имели большой хирургический опыт. “Тяжелый характер, — выдал свой диагноз начсанарм, — И очень болезненно относится к своему авторитету. Да у него бы этого авторитета было вдвое, кабы он о нем так не пекся. Надеюсь, сработаетесь. Товарищ Денисенко о вас очень хорошо отзывался”.

Начальником санслужбы дивизии оказался худощавый, почти под ноль остриженный полковник медслужбы лет сорока, с нездорового цвета лицом и синевой под глазами. Форма сидела на нем как влитая, но портупею ее обладатель так перетянул, что чувствовал себя в скрипучих начищенных ремнях зримо неудобно. И крючки на воротнике он перешил, чтоб потуже, и воротник смотрелся как ошейник. Выправка у него была бы отменная, если б не лютая зажатость — стоял полковник не так, как привыкли стоять люди с наработанной осанкой, а словно аршин проглотил. И эта портупея, и манера изъясняться строго по уставу, все это чрезмерное в полевых условиях соблюдение формы, показывало, что кадровым в санслужбе дивизии даже ее начальника можно считать с натяжкой. “Сложно ему, — подумал Огнев, — И впрямь ни среди кадровых, ни среди хирургов себя своим не чувствует”.

— Вот нынешнее расположение медсанбата, — полковник ткнул концом карандаша в кружок на развернутой на столе карте, — Инцидент с миной, безусловно, заслуживает внимания. По нашим сведениям, там не могло быть минных полей, ни противника, ни наших. Саперы работали, мне докладывали, что новых мин не обнаружено. Но вот состав… Майор Левин, светлая ему память, собрал хороший коллектив. Ядро его было сформировано еще в Новосибирске. Но это — недавние гражданские специалисты. Понимание текущей обстановки… вы сами увидите, товарищ майор. Надеюсь, что под вашим командованием….

“Как бы ему деликатно намекнуть, чтобы ремень ослабил, — невольно подумал Огнев, глядя как начальник санслужбы пытается сохранить выправку и при этом избежать боли в спине, — Кажется, я понимаю, почему он с кадровой службой не поладил.”

— По младшему и среднему персоналу некомплект у вас считается приемлемым, пятнадцать процентов, — продолжал начсандив, — Но врачами батальон укомплектован полностью. К сожалению, с минимальным фронтовым опытом. Кто-то сразу из Новосибирска приехал, кого из ППГ перевели. Со снабжением — восполняем то, что недополучили в распутицу. Медикаменты, перевязочный материал — обеспечим. С горючим, вот тут чудес не обещаю. Но с тяглом у вас более-менее прилично, в других частях лошадей еще меньше. С продуктами вопрос решен, правда, поступают жалобы, что военторг никак до нас не доберется. Я имею в виду, они же там, небось, не все с погонами еще. Хотя приказ когда был.

— Некомплект — по старым штатам?

— К сожалению, по новым.

— Хирурги есть?

— Трое. Все с довоенным стажем. Операционных сестер ищем.

— Богато живем… Надеюсь, у таких врачей инструмент в хорошем состоянии и достаточно комплектный.

— Жду от вас о том отчета, — оживился начсандив, — Военторгом лично займусь завтра же. Медсанбат и так почти гражданский, в прошлый раз на них посмотреть было страшно, даже петлицы не у всех по форме. На половине офицеров — солдатские ремни. Очень на вас надеюсь, товарищ майор.

Начсандив откозырял, и выглядело его движение странно. Как будто он долго репетировал отдачу чести “с шиком”, но ужасно боялся сделать что-то неправильно и опозориться. Даже глаза немного скосил в сторону руки.

Палатки, с аккуратными табличками, указывающими, которая из них аптека, а которая перевязочная, были натянуты по всем правилам и для маскировки укрыты свежесрубленными березками.

Перелесок, в котором устроился медсанбат, стоял тихий, в утренней росе, совершенно мирный. Где-то в кроне старой ивы, совсем рядом, негромко пропела кукушка.