Этот факт стал ключевым. Но, несмотря на облегчение, я осознавала: впереди нас ждет еще множество испытаний. Во-вторых, я внушила Черту сказать Голанде, что мы появимся через два дня. Это должно было сбить ее с толку и дать нам немного времени для подготовки.

Хоть на пленников и было наложено заклинание против поисковиков, моя карта все же раздваивалась: метки то появлялись в замке, то мигали где-то в развалинах. После того как Черт побывал в замке, я наконец поняла, в чем дело. Пленники действительно находились в развалинах, а в замке нас ждала ловушка.

Теперь все стало на свои места. План был рассчитан на то, чтобы отвлечь нас и заманить в капкан, пока настоящие пленники оставались в безопасности. Это был хитрый ход, но теперь у нас было преимущество — знание.

Голанда явно все продумала. Если бы ей не удалось одолеть нас в открытой схватке, она наверняка воспользовалась бы этим "козырем", прикрывшись пленниками. Теперь я знала это наверняка, и это давало нам шанс изменить ход игры. Мы уже знали, что делать — и, главное, чего избегать.

— У нас есть два дня, — сказала я, закончив свой рассказ. — Голанда уверена, что мы нападем на замок. Это наша возможность действовать скрытно.

Шелли нахмурилась, и в ее глазах зажглись искры волнения. Она всегда была готова к бою, но понимала, что победа требует хитрости.

— Значит, мы идем к развалинам? — спросила она, сжимая рукоять своего кинжала.

— Да, но не все мы, — ответила я. — Кто-то должен отвлечь ее внимание. Пусть она думает, что мы действительно готовимся к нападению на замок. Нам нужно создать иллюзию угрозы, чтобы она сосредоточила все свои силы там.

Черт хмыкнул и покачал головой, молча наблюдая за разговором.

— Вы, люди, такие хитрые. А что, если она все равно что-то заподозрит?

— Тогда мы будем готовы к любому развитию событий, — уверенно сказала я. — Мы не можем позволить себе ошибиться. Каждый наш шаг должен быть выверен.

Монти, до этого молчавший, кивнул и добавил:

— У нас есть преимущество. Мы знаем о ее плане. А она не знает, что мы видим ее насквозь. Это наша сила. Мы используем ее против нее же.

Все согласились с этим. Мы разделили задачи: Шелли и Монти должны были создать отвлекающий маневр у замка, в то время как я с Яковом и Чернышом направимся к развалинам. Это был рискованный план, но другого выхода у нас не было. Главное — действовать быстро и решительно, пока Голанда не успела осознать, что ее план раскрыт.

Теперь все зависело только от нас. Мы знали, что на кону были не только наши жизни, но и жизни тех, кого мы пытались спасти.

Мы добрались до развалин через три часа, преодолев путь, который одновременно казался бесконечным и тревожным. Местность вокруг была пуста и мрачна, словно сама природа решила отгородиться от этого места. Каменные обломки, поросшие мхом, выглядели, как следы чьей-то давней трагедии, скрывающей свои тайны. Я огляделась, вслушиваясь в тишину — густую, тяжелую, словно ее можно было потрогать руками.

В этот момент мой взгляд упал на Черта. Он стоял чуть в стороне, неестественно напряженный. Его взгляд был отведен, а пальцы нервно теребили рюкзак, болтавшийся на одном плече. Он явно о чем-то размышлял, и это «что-то» не внушало мне доверия.

Черт всегда был для меня загадкой — смесью хитрости, страха и странной преданности самому себе. Я заметила, как он избегает смотреть в мою сторону, словно боялся, что я смогу прочитать его мысли. Его нервозность становилась особенно заметной, когда мы оказывались рядом с замком. Это место будто вызывало в нем древние, первобытные страхи, заставляя его быть настороже. Он боялся, что его уничтожат, что его существование будет стерто. Но чем дальше мы уходили от замка, тем спокойнее он становился.

Это походило на странную игру: он выбрал меньшее из зол, решил помочь мне, но я знала, что делал он это не ради моей выгоды. Он просто пытался спасти свою шкуру. Однако в его действиях была еще одна загадка — он словно изучал меня, словно искал что-то скрытое, что-то, что только я могла предложить.

Вспоминая его реакцию, когда он впервые увидел мои черные крылья, я не могла избавиться от тяжелых мыслей. В его глазах тогда мелькнуло что-то, что я не смогла сразу расшифровать. Это было не просто удивление или страх. Это было осознание. Он знал, кто я. Или, по крайней мере, догадывался. Но ничего не сказал. Возможно, он боялся, что его слова разбудят то, что внутри меня боролось за свободу. А может, просто ждал подходящего момента, чтобы решить, на чью сторону встать. Эти мысли не покидали меня весь путь к развалинам, въедаясь в сознание, как заноза.

С того момента, как я обрела эту силу, внутри меня поселилось странное, противоречивое чувство. Сначала это было похоже на глубокое спокойствие, как будто я наконец обрела часть себя, которую долго искала, — ту, что всегда была со мной, но скрывалась в глубинах души. Это ощущение наполняло меня уверенностью, почти эйфорией.

Но вскоре все изменилось. Спокойствие уступило место тревоге. Я поняла, что эта сила — не моя. Не до конца. Она была заключена в рамки, словно в клетку, и постоянно пыталась вырваться.