Итак, Христос — «часть» монахини-харизматика. Существенной особенностью этой части является то, что она либо полностью утрачивает, либо в большой мере восстанавливает свои очертания мифологического персонажа и, соответственно, находится с душой либо в диффузных отношениях, либо в отношениях взаимной дополнительности (любовник, ребенок), неизменно оставаясь при этом одной из двух составляющих внутреннего мира харизматика. Обе части этого мира: Христос и душа — представляют собой своего рода сообщающиеся сосуды, между которыми происходит обмен активностями.

Отношения между рассматриваемыми частями являются прямо пропорциональными. Прямая пропорциональность — такая зависимость двух величин, при которой увеличение или уменьшение одной из них ведет к увеличению или уменьшению другой. Эта зависимость была установлена самым определенным образом уже в основополагающем тексте традиции, «Проповедях» клервоского аббата:

Очевидно, что взаимоотношения между отдельными и самостоятельно действующими персонажами, харизматиком и Христом, какими мы их наблюдали у того же у Г. Сузо, интериоризированы аббатом Клерво и заменены на закономерности внутренней, интеллектуальной динамики. И такая динамика нашла выражение в знакомой нам реверсивной конструкции: «Я Твоя, а Ты мой», «Ты во мне, я же в Тебе», «Иисусе, будь со мной всегда так, чтобы сердце мое оставалось с Тобой» (ES 66, 206, 250). Прямая пропорция задается образом зеркала (speculum), популярного у монахинь (см.: ES 130), и состоит во взаимном познании и созерцании обеих частей друг другом: «Душа, созерцающая Бога, созерцает Его не иначе, как если бы единственная созерцалась Богом» (Cantic. 2: 428); «Возжигаешь в Себе [душу мою], чтобы, как я была познана, я себя познала в Тебе» (ES 182). Такие взаимнорефлексивные ходы предполагают пару обменивающихся действиями субъектов: кто возводит свой взор к Богу, тот созерцается Богом Отцом (см.: LDP2 153), кто взирает на Распятого, на того взирает и Распятый, узревая в нем свое отражение (см.: LDP2 205). И. Экхарт предельно заостряет мысль о взаимной рефлексии обеих частей (некогда самостоятельных персонажей) и видит в рефлексии не два встречных, но единое действие, взятое с разных сторон и с разных позиций:

Главным событием, происходящим в области психомифологии, является мистическое «единение» души с Богом Христом. Речь идет именно о процессе, «единении» (нем. ainbarung, einunge. — FLG 320; с. 64, 192 наст. изд.; лат. unio. — ES 114; LDP2 108; LSG 170; с. 324 наст. изд.), а не о достигнутом результате, «единстве» (нем. einikeit — ЕО 406). Это весьма показательно, так как единство мыслится в становлении и достигается в постоянно возобновляемом усилии, в длящемся единении. В текстах изучаемой традиции описания мистического единения повторяются многократно. В соответствии с разыгрываемыми сценариями эти описания делятся на три большие группы: сораспятие (см. с. 278 наст. изд.), coitus или его эвфемистические замещения (см. с. 434 наст. изд.), беременность Младенцем (см. с. 272, 332—333 наст. изд.). В содержательном же плане мистическое единение обыкновенно толкуется четырьмя способами: (1) как совпадение и равноправное сотрудничество воль харизматика и Христа, (2) беседа того и другого, (3) инспирация первого вторым и (4) как полное поглощение индивидуальности, души харизматика и ее растворение в Боге.

Уходя корнями в мистику Бернарда Клервоского (а через него — в более дальний контекст), первое толкование, сотрудничество [1094] , выглядит следующим образом:

Певцом такого единения была, несмотря на свою склонность к пантеизму, Элсбет фон Ойе: «Где кто-нибудь един друг с другом в великой любви, там должно быть всегда и действие по любви» (ЕО 426); «В Моем действии Я запечатлеваюсь глубже в тебе, чем в твоем действии ты сможешь запечатлеться во Мне» (ЕО 427).

Беседа. Воззрев себе в сердце, харизматик обнаруживает в нем свою душу, восседающую напротив Господа, обменивающуюся репликами (см. с. 333 наст. изд.) и оживленно беседующую с ним («ad invicem colloquentes». — LSG 195). Имеются изображения того, как это собеседование протекает:

Такая беседа описывается с помощью взаимно-рефлексивной конструкции: «Ты — Мне, а Я — тебе, и мы друг с другом любовно беседуем» (Кг. 118). Но аналогия с беседой между людьми не может простираться слишком далеко, ведь «беседа» (gesprech), посредством которой Бог «присутствует» в душе, протекает «без телесных слов» (Ot. 241).

Что касается инспирации, то она состоит в том, что, оставаясь действующим лицом, харизматик обменивает свои свойства и действия на свойства и действия Бога, так что определяется Божьими свойствами и действует Божьими действиями, вернее же, Бог действует в нем и посредством него («in anima sine intermissione operaris». — LSG 230), в нем собой услаждается (см.: ЕО 429), даже если харизматик полагает, что делает то или другое сам. Как образец совершенной инспирации выбрана беременность Богородицы (см.: LSG 91) [1095] . Харизматик чувствует чувствами Бога:

Харизматик подобен кузнечным мехам, имеющим воздух не в себе, но берущим его из окружающего пространства (см.: LSG 205—206). Слабый сам по себе, он силен силою Божьей: «<...> когда же [Я] вливаю в тебя Мое Божество, ты становишься сильной» (с. 164 наст. изд.). Отсутствие и наличие инспирации является главным отличием частей I и II автобиографии Г. Сузо. Да и в «Откровениях» Элсбет фон Ойе инспирация, как помним, тоже представлена.