Шрифт:
Катарина схватила Далию за плечи, спросила с напором:
— Что ты узнала про нее? Скажи мне. Это может быть важно.
Но Далия хлопнула себя ладонью по рту и замотала головой, прячась за длинными пегими волосами. Больше она ничего не скажет, поняла Катарина. Другие девочки тоже притихли. Кто-то из них наверняка слышал предсказание — например, Агнесс. Но все будут молчать, потому что таковы правила, установленные Далией, и Катарина прекрасно их знала. Это были единственные правила, которым подчинялись даже взрослые в замке: не пытаться выведать предсказание, если оно не связано с тобой.
Пришлось отступить.
— Ладно, я поняла. Прости. — Поцеловав Далию в макушку и пожелав девочкам спокойной ночи, Катарина вышла из спальни.
У мальчиков за дверью было тихо, но она все равно заглянула, чтобы проверить Боруха. К счастью, тот спал в своей постели, и повязка на его голове оставалась чистой.
Она поднялась наверх, вышла через галерею в центральную часть замка, а затем — в другое крыло. Она чувствовала себя уставшей и разбитой, но стоило подумать об одинокой холодной спальне у лестницы, и сразу захотелось тоскливо завыть.
Слова Далии встревожили Катарину больше, чем она думала. Казалось, сегодня она бесповоротно потеряла нечто важное, в чем раньше заключалась вся ее жизнь. Ее засасывало под воду стремительным холодным течением, и не было ни воздуха, ни сил, чтобы выкарабкаться.
Нужно увидеть Макса, подумала Катарина. Поговорить с ним. Получить хоть малую часть того прежнего тепла, которое раньше доставалось только ей. По дороге она ухватила два нетронутых бокала с шампанским в танцевальном зале.
Дверь кабинета была не заперта, и тонкая полоска света под ней говорила о том, что Макс здесь. Катарина трижды постучала, прежде чем заглянуть. По-вечернему мягкий голос позвал по-русски:
— Входи.
На секунду Катарина оцепенела, стиснув дверную ручку. Она знала русский не в совершенстве, но достаточно, чтобы понимать: Макс ждал не ее. Другую. Все же она вошла — просто чтобы посмотреть, как изменится его лицо.
Макс сидел за столом, без пиджака и атласного платка, в одной рубашке и жилетке, расшитой золотом. Вооружившись масленкой, он смазывал механизм на своей перчатке. Он поднял голову, поглядел на Катарину через часовую лупу, которую держал как монокль. Аккуратно вынул ее, поставил на стол.
— Это всего лишь я, — сказала Катарина чуть насмешливо по-русски и, протянув один из бокалов, перешла на родной: — Прости, что разочаровала.
— Думал, ты давно спишь.
Макс вышел из-за стола, чтобы взять шампанское. Его пальцы коснулись ножки, потянули бокал на себя, и Катарина последовала за ним. Она вжалась в грудь Макса, обвила руками шею. Ласково, настойчиво зарылась пальцами в мягкие волосы. Вот его губы, родные и так близко, что хочется смять, укусить. Мои, мои. Катарина потянулась к ним, чтобы разжечь поцелуем, но только смазала по краешку.
— Не сейчас. — Макс отстранился и пригубил из бокала.
— Не сейчас — или никогда?
Она попыталась коснуться его щеки, но Макс снова увернулся, остановил ее руку. Катарина вспыхнула:
— Это все из-за нее, да? Но ведь она нам совсем чужая…
— Мне жаль, что ты так говоришь, Катарина. — Макс нахмурился. — Потому что она такая же, как я.
— Прости, я не это имела в виду…
Он отступил к окну. Теперь их разделяло несколько шагов — всего-навсего, но на самом деле Макс был слишком далеко. Недостижимый, непознаваемый, всесильный. Создание другого порядка. Никогда не равный ей — всегда превосходящий, милостиво дарующий одной рукой, бесчувственно отнимающий другой. В эту секунду Катарина любила его не как человека — скорее как божество.
— Мы с ней созданы друг для друга, ты должна это понять, — говорил Макс, и хоть это звучало жестоко, Катарина почти его понимала. — С ней я смогу зачать ребенка, и он объединит наши силы, станет по-настоящему новым витком эволюции.
У Макса странно блестели глаза, щеку ломала кривая ухмылка. Распаляясь все больше, он восторженно объяснял Катарине свои намерения, и каждое слово этого бесчеловечного плана ранило, впивалось глубоко под ребро. Отрезало кусочек за кусочком от ее сердца. Слезы вскипели на глазах, и Катарина со стоном запрокинула голову, чтобы остановить их, но они все равно пролились двумя горячими дорожками.
— А как же я?.. — прошептала она.
— Катарина, милая. — Макс вновь приблизился, взял ее за подбородок двумя пальцами и наклонил голову, чтобы заглянуть в глаза. Но их заволокло горько-соленым, его лицо дрожало и расплывалось. Как сквозь толщу воды Катарина слышала: — Я должен тебя отпустить. Я не тот, кто тебе нужен, пойми. Ты достойна лучшего. Равного тебе. Рядом с ним ты расцветешь, а со мной… Ты заслуживаешь быть счастливой.
Катарина мотнула головой, отбрасывая его руку.
— Без тебя — не буду! — воскликнула, чувствуя себя, несмотря на возраст, совсем маленькой. Капризной, но бесправной девочкой, за которую все решили.