Шрифт:
– Ты идиот, Эдик...
– расстроенно сказал товарищ, держа в руках испорченную вещь.
– Как я теперь Юльке своей пойду предложение делать с дырой на заднице?
Глава 14. Не зря казалось
В тот вечер с Толиком мы разругались вдрызг. Я виноват, что ли, что этот увалень за своим утюгом не смотрит? Сам растяпа - не уследил. Смотреть надо было, куда утюг ставишь. Я вообще не понимаю, как можно было изготовить такой уродливый агрегат: тяжелый, на ногу уронишь - и привет, три месяца в гипсе! А еще он беспроводной - как хочешь, так и нагревай...
В общем, повздорили мы с приятелем знатно: я обозвал его растяпой, а он меня - недоумком. Помешал я, видите ли ему, своей зазнобе предложение сделать. Тоже мне зять - нечего взять, в двадцать лет, живя в общаге и не имея ни гроша за душой, собрался себе ярмо на шею вешать. Так я ему и высказал, прямо в лицо.
– Дубина ты стоеросовая, - вспомнил я ругательство, которое иногда в разговоре с соседом по даче любила употреблять моя бабушка, - ты куда жениться-то собрался? У тебя еще даже борода толком расти не начала. Чем тебя таки привлекает штамп в паспорте? Гуляй до двадцати пяти, с одной, другой, третьей, выбирай, погуляй, поцелуйся, а там, глядишь, и решишь, с какой остаться. Этих Юль, Маш и Кать - полная Москва! Мужиков мало - на войне поубивало, а молодых и красивых - и того меньше. А поэтому у нас преимущество перед девчонками, мы можем себе позволить выбирать. Сечешь, старик? То-то и оно! Нафига тебе в двадцать лет свою молодость губить пеленками да распашонками? Да и Юльке твоей наверняка еще в красивых платьицах на танцверанде в Сокольниках поплясать хочется, с подружками погулять, а не пеленки стирать. Не понимаю, зачем тебе оно надо... Живи с ней, как женщиной, а в ЗАГС-то зачем ходить?
Одна моя эмоциональная тирада не возымела на приятеля ровным счетом никакого воздействия.
– Это ты такой, герой-любовник, а я другой. Забыл, как к Тосе подкатывал и "телочкой" ее называл? А сам-то чего не выбираешь теперь, к Насте своей приклеился, как банный лист?
– Ну...
– не нашелся я сразу, - влюбился.
– Да ничего ты не влюбился, просто нам с тобой, дубинам деревенским, не особо-то рады в Москве!
– рубанул жесткую правду Толик.
– Поэтому ты стал встречаться с первой, которая ответила взаимностью, вот и все. У нас бы в деревне тебя за такие разговоры пацаны побили! Не хочу я никого "щупать"! Для меня важно, чтобы женщина, с которой я живу, была моей женой, а не сожительницей! Правильно тебя тогда Тося отшила, мигом просекла, кто ты такой!
– вспылил Толик.
– Я на Юле жениться хочу! А на свадьбу не позову, даже не думай.
– Ну женись, - пожал я плечами, плюхаясь на кровать и наблюдая, как приятель еще и еще раз рассматривает свои штаны. Я вел себя деланно небрежно, но на душе словно скребли кошки. Не думал я, что когда-нибудь поссорюсь со своим единственным в СССР другом. И где-то в глубине души я начинал понимать, что Толик был в чем-то прав. Он жил просто, по-хорошему, и делал все от сердца.
– Костюм на свадьбу у тебя уже есть, - краем подбородка я насмешливо указал на продырявленные штаны.
– Жену молодую куда приведешь? Валетом на кровати тут будете спать? А я третьим лишним буду? Или к ней в общагу меда пойдешь? Так там одни девчонки, тебя и на порог не пустят.
– Без сопливых разберусь, - мрачно сказал Толик. Кажется, он начал осознавать все минусы брака, но признавать это упорно не хотел.
– Поснимаем пока комнату...
– Нелегально поснимаете, - уточнил я.
– Даже я уже в курсе, хоть и недавно попал... приехал сюда, что если живешь больше трех дней - нужна регистрация. Бдительные бабуси, которые вечно на лавках во дворе торчат, усекут, что вы комнату снимаете, и донесут участковому.
– Не твое дело, - пошел пунцовыми пятнами приятель. Кажется, он и сам уже был не рад, что поделился со мной радостной новостью.
– Ладно, не мое, так не мое, я тебя предупредил, - я понял, что перегнул палку, и решил свернуть разговор. Пусть женится и сам разгребает свои проблемы.
– А я, пожалуй, как-нибудь обойдусь без этих речей про семейную лодку, океан любви и "детишек побольше". Совет вам, как говорится, да любовь...
– Идиот, - прошипел Толик, покраснев, как рак. Хлопнув дверью, он исчез в коридоре. Раздался сильный стук в дверь напротив. Приятель явно торопился.
– Шурик, а Шурик!
– раздался его бас.
– Я к тебе! Штаны не одолжишь? Я свои сжег...
– Валяй, бери, - меланхолично ответил Сашка, наш сосед, который прибежал недавно к нам на запах гари.
– Только до завтрашнего вечера чтобы вернул, Толик, лады? Я Катюшку свою на танцы пригласил. И не смей их гладить, а то и эти испортишь!
– Лады, - повеселевшим тоном ответил приятель.
– Даже сегодня вечером верну, в целости и сохранности, зуб даю!
Возвращаться в комнату Толик не стал. Ни через час, ни через два он не появился. Наверное, обозленный из-за нашей ссоры, он решил переодеться прямо в комнате у Сашки и двинуть навстречу своей любви. Я перевернулся набок, пытаясь отогнать тревожные мысли. Почему-то у меня в голове сидела четкая мысль: "Не надо ему туда сегодня!".
Нет, кажется, этот точно не отступится. Все равно попрется в общежитие медицинского института делать предложение своей хорошенькой медичке. По-дурацки как-то все получилось. К слову, за все время жизни в общежитии это была первая и пока единственная наша ссора с Толиком. До этого мы были очень хорошими друзьями. Наверное, только этого простодушного деревенского паренька, который уже в двадцать один год был готов расписать всю свою жизнь и жениться, я и мог по-настоящему назвать другом...