Шрифт:
Когда в дверь поскреблись, смех разом оборвался. С секунду Рикар думал, что ему послышалось, но вот оно опять – по наружной двери скребут коготками, словно питомец просится в дом. У Рикара сердце ударило в ребра. Дафид побледнел до синевы. Тоннер поднялся на ноги, зажав стилус в кулаке, как оружие.
– Что там? – спросила из кухни Джессин. Рикар так и не понял: она не слышала звука или не поняла, что это такое?
Дафид поднял руку, призывая держаться подальше. Джессин схватила стержень пробника. В воздухе повисла угроза.
Дафид приоткрыл дверь – чуть-чуть, только чтобы выглянуть, – и тут же захлопнул. Потом заговорил деловито, как хирург, у которого умирает пациент.
– Это они. Вернулись.
– Остальные наши… – сказала Джессин. – Где они?
– Илси с Синнией в патруле, – ответил Рикар.
В дверь снова начали скрестись, быстрее и настойчивее. Потом раздалось тонкое чириканье. Голоса врага. Рикару хотелось произнести что-нибудь забавное и благородное. Что-нибудь вроде: «Если это конец, было приятно с вами работать». Но в голове звучало только: «Дерьмо, дерьмо, дерьмо…»
Джессин, Тоннер и Кампар мрачно выстроились лицом к двери. Дафид раздал им ножи. Тоннер отдал свой нож Рикару, а сам взял два шара с ядом в бумагообразной оболочке.
– Все, что есть, – сказал он.
В дверь поскреблись снова, сильнее и громче. И дольше. Настойчивее. Они обступили дверь полукругом – боевое построение, усвоенное за миллионы поколений, в результате эволюции.
– Можно просто подождать, – сказал Кампар. – Вдруг уйдут?
– Или вернутся Илси с Синнией, и мы, затаившись здесь, будем слушать, как их убивают.
– Ах да, – спохватился Кампар. – Пропади все пропадом!
У Рикара пересохло во рту. Тоннер так крепко сжимал шары, что ему было страшно: не лопнули бы раньше времени – придется тогда бегать, обмазывая врага жижей…
Дафид потянул дверь, открыл ее. Маленькие убийцы, около дюжины, переминались в коридоре, щебетали, ерзали. Тоннер поднял шар, готовясь разбить его о первого, кто ворвется внутрь.
Пьющие ночью подогнули колени и распластались на полу, раскинув руки в стороны. Все, кроме одного, – тот выдвинулся вперед, вертя головой, будто что-то высматривал. Обе руки у него были заняты. В левой – тусклый угольный квадратик, в котором Рикар узнал устройство-переводчик, хотя оно не висело ни на чьей шее. В правой – что-то черное, смолисто-влажное; его сознание восприняло это с отвращением.
Посол пьющих ночью поставил коробочку на воображаемом пороге и положил рядом черную массу. Затем отступил, громко щебеча и скаля зубы. И выставил вперед кулачки, сжимая и разжимая их, будто тискал воздух.
Рикар вспомнил жест, виденный им при атаке на их базу. Тогда он не знал, что это означает. Теперь начинал догадываться. Знак капитуляции. Они решили сдаться.
Голос из квадратика звучал пугающе монотонно, как тот, что объявил смертный приговор Анджиину. Точно так же.
– Нет больше войны. Нет сражений. Больше нет.
Дафид, единственный безоружный среди них, шагнул вперед. Пьющие ночью крепче уперлись лбами в пол, явно готовясь безропотно подвергнуться насилию. Рикар уже узнал черный, влажно блестевший предмет – отрубленную голову. Ради мирного соглашения они убили одного из своих. При виде приближавшегося Дафида посол стал еще отчаянней доить воздух кулачками.
– Как тебя зовут? – спросил Дафид. Через некоторое время квадратик защебетал, запищал. Пьющий ночью, принесший дары, поднял голову. В выражении его лица не читалось ничего, кроме изумления. Оскалив зубы, он провизжал:
– Не обижайте нас. Мы сдаемся.
– Мы – люди, – заговорил Дафид. – С планеты, называемой Анджиин. Попали сюда не по своей воле. Вы тоже?
Но их маленькие враги – возможно, уже бывшие – ползли назад, по-прежнему растопырив руки по сторонам. Удалившись на две длины своего тела, дальний чирикнул, вскочил на ноги и бросился наутек. Мгновение – и остальные тоже скрылись. Тоннер вышел в коридор, по-прежнему держа убийственные шары. Рикар заметил, что руку, сжимавшую нож, свела судорога. Его трясло.
– Вот это сюрприз, – подал голос Кампар. – Будем считать, что это искренне? Не хочу обвинять обезьянок во лживости, однако…
Дафид стоял на коленях над квадратным переводчиком, так, словно перед ним было хрупкое изделие из дутого стекла. По размерам он не отличался от остальных, даже карриксы носили такие же. Квадратик казался большим только в сравнении с субтильными телами пьющих ночью.
– Потрясающе. Это меняет…
– Что меняет? – перебил Тоннер, снисходительно, но не слишком. Будто ему и вправду стало любопытно.