– Невольно задумаешься, не поэтому ли красный очиститель в душевых меняет наши запахи, – сказала Джессин. – Может, в спектре человеческих запахов есть то, что воздействует на хеморецепцию других видов.

– Или самих карриксов, – вставила Илси.

– А раз карриксы подготовили эту красную плюху к нашему прибытию, значит они уже знали об этом осложнении, – продолжила Джессин, – и нашли решение.

– Интересная мысль, – поддержала ее Илси.

– Вы не даете мне закончить, – сказал Джеллит. – Главное, что это сработало.

Однако Лларен Морс посерьезнел.

– Только вот… мы теперь говорим о доме в прошедшем времени. Как будто его больше нет.

Теперь помрачнели все. Еще пару раз они пытались вернуть блаженное настроение, но время было ночное, и Синния вскоре объявила, что хочет спать. Лларена отвели в комнату Тоннера. Илси с Дафидом прошли к ней, и никто ничего не сказал. Теперь все было так. Стало обыденным то, о чем раньше никто не мог помыслить.

Джессин с Джеллитом остались в большой комнате, с ягодами, недочерепахой и не убранной после ужина посудой. Сначала они молчали, вместе занимаясь привычными домашними делами. Напустив в раковину теплой воды, Джессин стала мыть тарелки, а брат вытирал их. Ее взгляд постоянно соскальзывал к окну. Темное, оно стало почти зеркальным. В нем отражались они оба и зиккураты карриксов – далекие, испускавшие слабое свечение. В их наложении виделся какой-то смысл, как иногда чудится смысл в сновидении.

– Я за тебя волновался, – сказал Джеллит.

– И я за себя волновалась. Боялась, что больше тебя не увижу.

– Повезло нам.

Казалось, он хотел что-то добавить, но вместо этого поцеловал ее в лоб.

Улегшись в постель, Джессин заставляла себя уснуть, но нервы не желали успокаиваться. Теперь, когда с этого дня стерлась сладкая конфетная обливка, разум обратился к тому, что скрывалось под радостью и неожиданностью. Это было сложнее счастья от встречи.

Она ерзала на полученной от тюремщиков кровати, то сдвигая подушку под загривок, то расплющивая ее так, что щека чувствовала лишь складку толстой материи. Перед взбудораженным сознанием вставали образы. Кафе, куда она ходила в Даянской академии. Музыка, просачивавшаяся сквозь потолок ее первой ирвианской комнаты, – аккорды соседа сверху мягко отзывались в изгибах коралловых стен. Первый поцелуй от мальчика. Первая девушка, которую поцеловала она. Вкус холодного пива вечером жаркого дня.

Лицо Джеллита, голос Морса, даже знакомство с Оллстином – все вокруг словно сговорилось, напоминая ей о прошлой жизни. Тем отчетливее проступали нынешние обстоятельства.

Один психотерапевт сказал ей: «Боль – это гнев в карнавальной маске». Тогда это показалось мудрым. Сейчас – не настолько. Может, гнев – это запекшийся рубец на ране или то, что происходит, когда вселенная переворачивается и лишает тебя всего. Или попросту то, что накапливается, пока ты лежишь без сна, в темноте, посреди тюрьмы-лагеря и не знаешь, каким окажется будущее и чего теперь стоит твое прошлое.

Она не помнила, как открыла глаза, но они были открыты. Был виден темный потолок с чуть заметной серой полоской света, просочившегося поверх двери. Свет дрогнул – кто-то прошел по коридору. Шагов она не узнала: значит, Лларен Морс. Походка каждого из остальных была знакома ей, как перепетая тысячу раз песня.

Джессин поднялась. Сон не шел, и она знала: от лежания в постели он не придет. Можно посмотреть, что делается на внутренней ферме ягод. Или исследовать недочерепаху на предмет подходящего для нее питания. А может, на ее удачу, кто-нибудь окажется в главной комнате, они поговорят – и тогда на свое законное место встанет та версия ее самой, которую она создала для выживания в тюрьме. Есть чем заняться.

Дверь в комнату Синнии была открыта. К косяку прислонился Лларен Морс, говоривший тихо, не поднимая головы. Синния стояла напротив него и смотрела ему в рот, будто читала по губам. Джессин остановилась, увидев голодную жадность в ее старческих глазах; в кровь выплеснулось немного адреналина.

Раздался голос Синнии: «Да, скажите им, что я готова помочь». Потом она заметила Джессин и стала прежней. Лларен Морс проследил за ее взглядом, улыбнулся, кивнул Джессин и побрел по коридору к пустовавшей комнате Тоннера.

– Все хорошо? – спросила Джессин, сознавая, как глупо звучит ее вопрос.

– Отлично, – ответила Синния, устремив на нее светлый и твердый взгляд. – Все прекрасно.

Тогда Джессин не знала, о чем говорила Синния с Ллареном Морсом. Но чертовски удивилась бы, если бы все и вправду оказалось прекрасно.

27

– Сколько времени мы искали здесь людей? – спросил Дафид.

Илси пожала плечами. Они свернули, направляясь по коридору к огромному общему залу, где прежде была их ниша.

– Смотря как считать, – сказала она, но Дафид, погруженный в раздумья, не следил за ее мыслью.

– А нашли, как только получили переводчик. В тот же день. Я все думаю: если бы я догадался попросить такой же у этого библиотекаря, он бы дал?

Квадратик был у него в руке. Легкий – на вид он казался тяжелее. С петелькой, позволявшей пропустить шнурок или подвеску, но шнурка не было. Вскрыть невозможно, внутрь не заглянешь, и непонятно, откуда поступает энергия. Работая, он начинал вибрировать и становился холоднее, будто брал больше энергии, чем отдавал. В этой вещице скрывалась тысяча загадок, но Дафиду, взволнованному новыми возможностями, было не до них.