Шрифт:
Я вышел на крыльцо, постоял несколько секунд, прислушиваясь. Пытался привести мысли в порядок. В голове всё крутились совпадения — слишком уж гладко они ложились друг на друга: даты, имена, исчезновения. И если хотя бы часть этого — не случайность, то сегодня ночью произойдёт что-то, чего я потом себе не прощу, если останусь в стороне.
Нужно действовать. И я шагнул в темноту улицы, быстрым и решительным шагом направившись к зданию ГОВД, сжимая блокнот, который вручила мне Гречихина. Если она была права — а всё указывало на это — то времени оставалось в обрез.
На крыльце отдела милиции горела одинокая лампочка, излучавшая желтый тусклый свет. Я вошел внутрь. Дежурный, скрючившись, как школьник на последней парте, мирно спал за столом, уткнувшись носом в скрещённые руки. Рядом — раскрытая книга регистрации: старая, казённая, обтрепанная.
— Рота, подъём! — громко сказал я, шагнув в помещение дежурной части. — У тебя жулики из КПЗ сбежали!
— Как — сбежали?! — дежурный подскочил, хватаясь за телефон, но, увидев мою физиономию и усмешку, замер. — А… это вы. Шутите, товарищ майор?
— А ты не спи на посту. А то, кроме жуликов, и тебя самого однажды вынесут — не заметишь.
— Да у нас тут тихо, — зевнул он, отставляя телефон, так что шнур его змеёй полез обратно за стол. — Скука. Что у нас тут может случиться?
— Ну, раз всё так тихо, — я достал свою записную книжку, вырвал из нее листок и разложил перед ним, — вот тебе сообщение о возможном преступлении. Регистрируй, как положено. Валентин Ефимович Мельников, кандидат наук. Прибыл в Нижний Лесовск из Москвы для проведения исследований. Сутки назад ушёл к Чёрному озеру и не вернулся.
— А… ну… времени ведь ещё мало прошло, — замялся дежурный. — Может, задержался. Или на турбазе какой остался, выпил чего…
— Я тебе русским языком сказал — пропал. А если я сказал — значит, пиши.
— Да не, я не против… — он замялся, — Может, сначала участкового послать? Он по месту его пребывания соседей опросит, справки наведет, а потом уже…
— Отставить, — я шагнул ближе. — Регистрируйся и поднимай участкового, а на место я сам поеду. Но мне нужна машина. Срочно. Где водила ночной?
— А водитель наш… — он сжался, снова как школьник, только теперь у доски, — … на ужине. Домой отбыл.
— Бардак, — сквозь зубы процедил я. — Зови его по рации.
Он мигом подскочил и отстегнул от корпуса радиостанции трубку-гарнитуру, клацнул кнопкой, прижал к губам и заговорил, не глядя на меня:
— Двенадцатый, двенадцатый, приём… — дежурный уткнулся в рацию, как в молитвенник. — Двенадцатый, ответь Чертополоху.
В динамике — шипение, хриплый щелчок. Тишина. Потом ещё один щелчок, как от старой зажигалки.
— Приём… — голос дежурного стал тонким.
— Ну что там? — я прищурился, хотя ответ уже знал
— Тишина… — дежурный сглотнул. — Но — это, он скоро будет… Надо подождать.
Я уже чувствовал, как внутри поднимается негодование. Молча шагнул к нему, выдернул трубку из рук. Сам позвал неуловимого двенадцатого. Прислушался. Только шипение, щелчки, мёртвый эфир.
— Бардак… — процедил я. — А если убийство? А у тебя водитель разгуливает неизвестно где. Не поздновато для ужина?
Дежурный развёл руками, глядя в пол.
— Да отъехал он, Андрей Григорьевич… Минут на сорок. Обещал — скоро вернётся.
— У меня нет сорока минут. Мне ехать надо. Давай машину. Пусть без водителя. Сам справлюсь.
— Так… — он замялся, глядя в сторону. — У нас одна… Вторая — на ремонте. А эта… на ней водитель уехал. Она одна и есть. Все смены на ней. А у начальства «Волга» — в боксе. Под ключом. Без распоряжения никак…
Я медленно развернулся к нему:
— Как — одна?
— Ну… Вот так… Одна.
Я подошёл к дежурному вплотную, чуть наклонился к нему и сказал негромко, но так, чтобы каждое слово врезалось в уши, как удар резиновой дубинки:
— Слушай сюда. У меня особые полномочия. Хочешь — проверяй. Хочешь — не проверяй. Но если ты мне не поможешь сейчас, через полчаса я подниму по тревоге весь отдел. И поверь, ты первым будешь писать объяснительную, почему дежурный проспал возможное ЧП на озере, где, возможно, гибнут люди. Ты меня понял?
Он сглотнул и медленно кивнул.